Персоны

« вернуться к списку

версия для печати

Шудегов Виктор Евграфович
Председатель Комитета Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии, д.ф.-м.н., профессор

"Нетерпеливый вкладывает свой ум в торговлю, осмотрительный - в хозяйство, а умный человек - в науку"

03 октября 2007

Шудегов Виктор ЕвграфовичСправка: Шудегов Виктор Евграфович, Председатель Комитета Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии, д.ф.-м.н., профессор.

Виктор Евграфович, каким образом комитеты Совета Федерации осуществляют взаимодействие с экспертами по соответствующим направлениям при принятии решений? Как отбираются такие эксперты? Насколько их мнение учитывается при принятии решений Комитетом Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии, который Вы возглавляете?

В работе нашего комитета сложилась практика, что при проработке того или иного законопроекта мы обязательно обсуждаем его, прежде всего, со специалистами, которые работают с комитетом. Фактически, я бы сказал, в экспертных советах. В рамках каждого направления, которые курирует комитет, существуют отдельные подразделы: например, в направлении по науке есть подраздел по нанотехнологиям, в направлении по образованию – подраздел по дистанционному образованию и др. И по каждому направлению, а также в рамках каждого подраздела этих направлений, существуют вышеназванные экспертные советы, которые состоят из ведущих ученых, причем не только из Москвы и Санкт-Петербурга. География привлекаемых специалистов – вся Россия. Совет Федерации – это, прежде всего, палата регионов, поэтому при принятии тех или иных законов и решений мы должны учитывать мнение регионов.

Вот пример – изменения, касающиеся вопросов науки, которые были внесены известным 122-м законом. В частности, фактически было запрещено софинансирование науки из региональных бюджетов. Конечно, регионы могут попробовать осуществить подобное финансирование, но это будет расценено как нецелевое использование средств. А ведь в каждом регионе есть свои инновационные проекты, достаточно интересные и перспективные. Поэтому, чтобы их поддержать, необходимо иметь законодательную возможность их финансирования как со стороны федерального центра, бизнес-структур, так и со стороны самого региона, в котором работают эти ученые. Но принятые изменения ограничивают такие возможности...

Поэтому для того, чтобы принимаемые законы были эффективными, необходимо более широко работать с экспертами в отдельных областях, наш комитет уделяет этому вопросу особое внимание и при принятии решений учитывает мнение экспертных советов.

А как функционируют эти экспертные советы? Вы приглашаете экспертов в Совет Федерации или общаетесь с ними дистанционно?

Практика работы с экспертами в нашем комитете такова, что мы приглашаем их и непосредственно в Совет Федерации, как правило, перед обсуждением определенного законопроекта, а иногда, и на внеочередные заседания. Например, экспертный совет по негосударственному образованию, который создан при нашем комитете, недавно собирался и при отсутствии в работе комитета текущих законопроектов по данной тематике. Мы обсудили проблемы, которые сегодня очень важны в системе негосударственного образования, и поддержали идею проведения конференции по данным проблемам, которая состоится в ближайшее время. Также возможно и дистанционное общение с экспертами.

Какими вопросами науки и образования занимается в настоящее время комитет, который Вы возглавляете?

Непосредственно сейчас идет обсуждение ряда серьезных поправок в законы "О науке и государственной научно-технической политике", "Об образовании", "О высшем и послевузовском профессиональном образовании" в той их части, которые касаются процессов интеграции науки и образования, инновационной деятельности, различных уровней высшего образования.

Один из рассматриваемых законопроектов, например, предполагает возможность осуществления образовательной деятельности научными организациями. Это предложение довольно неоднозначно и вызывает негативную реакцию, прежде всего, среди вузовской общественности. В частности, мы получили письмо от ректора Санкт-Петербургского государственного университета Людмилы Алексеевны Вербицкой, которая обратилась к Председателю Совета Федерации Сергею Михайловичу Миронову с просьбой не поддерживать этот законопроект.

Так получилось, что еще на стадии обсуждения концепции данного законопроекта наш Комитет не поддержал его. Конечно, положительные прецеденты осуществления образовательной деятельности научными организациями есть, возьмите, например, Физико-технический институт в Санкт-Петербурге, отдельные научные организации новосибирского Академгородка. Но это, скорее, исключения. Ведь существуют образовательные учреждения, у которых имеется опыт подготовки специалистов, и конечно, если мы предоставим законодательное право заниматься образовательной деятельностью всем научным учреждениям или хотя бы даже ведущим – все академические институты тут же займутся этой деятельностью, прежде всего, для зарабатывания денег. Да и просто вдумайтесь в формулировку: "студент научного учреждения" – звучит не совсем логично... В данном случае очевидно, что вопрос требует дальнейшего обсуждения – не только на экспертных советах, а в более широкой аудитории научно-педагогической общественности...

Вопрос по поводу Ваших взглядов на реформирование образования, по поводу единого государственного экзамена и Болонского процесса. Как Вы оцениваете эти процессы? Оправданны ли предпринимаемые меры, реализуемые в этой области?

Я бы сказал, что оба вопроса являются весьма спорными. Хотя Вы знаете, что закон о "Едином государственном экзамене" мы приняли, взяли на себя дополнительные обязательства по мониторингу исполнения этого закона, но до сих пор, я думаю, что не только у меня, но и у многих законодателей осталось чувство неполной уверенности в том, что этот закон абсолютно правильный. Дело в том, что в первоначальном варианте, когда обсуждался ЕГЭ, то это рассматривалось лишь как одна из возможных форм испытаний знаний школьников. Но когда сейчас мы не оставили других форм – безусловно, в этом решении есть как свои плюсы, так и минусы. Просто назову некоторые.

Например, дочь моего знакомого, сдавая ЕГЭ в одном из регионов, набрала 95 баллов. Ее родители у меня спрашивают: "А правда ли, что с этим баллами примут в Москве в Финансовую академию?". Я созвонился с академией, мне подтвердили, что это действительно проходной балл. Родители не могут поверить, что ребенок уже фактически поступил, потому что набрал необходимое количество баллов по ЕГЭ. Удобно? Удобно! Допустим, что в сельской местности, не выезжая из своего села, абитуриент видит, что, например, набрал 95 баллов, а это значит, что в большинство московских вузов, за исключением, может быть, МГУ, где существуют особые условия, он уже может считать себя поступившим. В этом плюс.

Единый государственный экзамен в некотором смысле дает возможность выявить и работу каждого учителя по определенному предмету. Но и тут есть нюансы: вот представьте себе, что в сельской местности два года не было педагога, допустим, по математике – и вдруг этот педагог появился. Но у ребят в знаниях по предмету уже образовались огромные "пробелы", если они два года не изучали математику, то педагог оказывается в сложнейшей ситуации. Конечно, его выпускники по объективным причинам не наберут высоких баллов на едином государственном экзамене, но все будут говорить о том, что "кто с такими низкими баллами готовит выпускников школ" и делать необоснованные выводы о состоятельности и профессионализме учителя. Кроме того, среди обучающихся школьников есть определенный контингент, который очень тяжело усваивает все предметы, я уже не говорю о математике конкретно. Поэтому нельзя использовать ЕГЭ для однозначной характеристики работы учителя.

Можно выделить и другую очень важную проблему: учителя, понимая, что их деятельность будут анализировать и по результатам ЕГЭ их учеников, будут стремиться "натаскать" своих воспитанников непосредственно для успешных ответов на тесты. А ведь все преимущество нашего образования, прежде всего – естественно-научного, было основано, как правило, на том, что формулы всегда давались с доказательствами. При этом развивалось логическое мышление. Когда я как преподаватель вижу, что студент правильно рассуждает в процессе ответа, но на последнем этапе перепутал какие-то знаки и не получил окончательной формулы, я понимаю, что он логически правильно рассуждает, что у него есть знания – безусловно, в таком случае он заслуживает положительной оценки. А с точки зрения ЕГЭ не полученный правильный результат "на выходе" приводит к тому, что лицо, сдающее экзамен, получает "ноль".

Поэтому подобное "натаскивание" на работу с тестами, например, по естественным специальностям, приведет к тому, что мы отучим школьников логически мыслить и выражать свои мысли... Информационные технологии не всё могут заменить в процессе обучения, так и в применении ЕГЭ много минусов, много плюсов.

Я считаю, что самым лучшим вариантом было бы решение о возможности наряду с единым государственным экзаменом сдавать экзамен школьнику и в традиционном режиме. И, кстати, сейчас, если бы у представителя моего поколения возникло желание поступать в вуз, ему пришлось бы сдавать единый государственный экзамен, так как имеющиеся на руках аттестаты уже не будут приниматься...

Теперь по Болонскому процессу. Вообще говоря, вступление в Болонский процесс должно сопровождаться гармонизацией нашего законодательства с зарубежным. Но это вовсе не означает, что мы на всей системе нашего образования должны "ставить крест" и полностью копировать западное. Наше законодательство, федеральные законы "Об образовании", "О высшем и послевузовском профессиональном образовании" фактически и раньше наряду с традиционной подготовкой специалистов позволяли нам готовить бакалавров и магистров.

Что касается бакалавров. В стадии концепции законопроекта об уровнях высшего профессионального образования, который совсем недавно был одобрен в Совете Федерации, было много минусов, прямо сказать, много абсурда. Например, срок бакалавриата прописывался как три-четыре года. Сразу же представители техникумов стали задавать вопрос: "Обучение в наших учреждениях продолжается в течение четырех лет, получается, что выпускник техникума может считаться бакалавром?".

Хорошо, что удалось внести поправки по поводу отмены трехлетнего бакалавриата, он стал четырехлетним, принят еще ряд поправок. Бакалавриат как образование будет самым массовым, поступить впоследствии в магистратуру сможет процентов двадцать бакалавров, от силы – тридцать.

И, конечно же, самая большая опасность состоит в том, что мы сейчас сломаем всю нашу систему с традиционной пятилетней подготовкой, а ведь даже современные работодатели относятся с некоторым недоверием к бакалаврам. Сравните юриста-бакалавра, который учился четыре года, и юриста-специалиста, который учился пять лет. Понятно, что работодатель при прочих равных условиях выберет того человека, который учился дольше.

Но самое главное, что некоторых специалистов, например, в области инженерных наук, просто невозможно подготовить за подобное "сокращенное" время обучения. И здесь проблем будет очень много. Поэтому многие и замечают, что очень важно сохранить традиционную систему отечественного образования. Безусловно, ряд специальностей можно отдать "на откуп" бакалавриату, на четырехлетний срок обучения, в этом ничего страшного нет. Но неужели мы за три-четыре года бакалавриата сможем подготовить инженеров, способных конструировать, например, реактивные самолеты и ракеты? Конечно же нет! Я задал вопрос ректору Хельсинского технического университета: "Как вы за три года готовите инженеров?". А он ответил, что после трехлетнего бакалавриата мы не выдаем прошедшему обучение лицу диплом инженера, он обучается еще два года в магистратуре, и только после этого получает диплом. Но фактически подобная схема и напоминает нашу традиционную схему пятилетней подготовки специалистов!

Конечно, вследствие присоединения к Болонскому процессу у студентов возникают новые возможности. Ведь фактически речь идет о том, что все государства, которые подписали Болонское соглашение, вступают в единое образовательное пространство, в котором все наши зачеты, экзамены, дипломы становятся конвертируемыми. За рубежом принята несколько иная система оценок, так называемые зачетные единицы, по которым изучают трудоемкость изучения того или иного предмета, но в целом российские студенты становятся мобильными. Если у человека нет языкового барьера – он может ездить по всей Европе, везде будут засчитывать принятые в другой стране экзамены.

Но, учитывая российские реалии, что мы готовим многих студентов за счет бюджетных средств, получается не совсем логичная ситуация, когда эти студенты могут получить бесплатное образование у нас, а потом уехать работать в другую страну. Конечно, это "игра в одни ворота"... Я понимаю, что если бы человек получил образование за счет собственных средств – впоследствии он мог бы самостоятельно выбирать место работы по принципу, где ему теплее, климат лучше, жилищные условия подходящие, где зарплата больше...

Однако не нужно думать, что в Болонском процессе прописано обязательное следование неким жестким принципам. Вот, например, мы были в Австрийском университете в прошлом году, у них существует заявительный принцип поступления, не надо проводить единый экзамен для поступающих. Кроме того, у них тоже нет двухуровневой системы образования, университет даже не всегда может посчитать контингент студентов, так как студенты учатся по много лет на правах свободных слушателей. В этом есть определенные плюсы, но у нас, конечно, подобного студента тут же бы отчислили и сразу призвали в армию.

Да, Болонскую конвенцию можно рассматривать с точки зрения получения студентами дополнительных возможностей в получении образования, а можно рассматривать и с несколько иной точки зрения: Европа захватывает весь образовательный рынок. Поскольку зарубежный трехлетний бакалавриат раньше в России никем бы не воспринимался, так как в случае нострификации (приравнивание – прим. ред.) подобного зарубежного диплома к российским, он бы соответствовал незаконченному высшему образованию. Никто бы в России не признал подобные дипломы. Поэтому какой бы был смысл россиянину, желающему работать в нашей стране, учиться за рубежом, если после окончания, допустим, Парижского университета, он имел возможность получить за три года зарубежный диплом о высшем образовании, не признаваемый в России. А когда мы переходим на единую систему – эти дипломы уже являются конвертируемыми и признаваемыми в России.

Кроме того, наша традиционная система средне-специального образования также не вписывается в Болонский процесс. И то, что у них нет дипломов докторов наук в нашем понимании, тоже проблема, так как наличие в России двухуровневой системы ученых степеней отличается от зарубежной практики.

В общем – проблем много, а вопрос требует серьезного обсуждения с участием педагогической общественности, молодежи, причем полученные решения не могут быть одинаково хорошими для всех, для всех вузов, для всех преподавателей, для всех студентов...

До избрания в Совет Федерации Вы работали в сфере науки, имеете степень доктора физико-математических наук и звание профессора. Расскажите, пожалуйста, о себе, о Ваших научных интересах, о том, что Вас привело в эту сферу и как Вы попали в политику.

Я окончил школу в 1970-м году. В тот период были очень востребованы так называемые специализированные классы, в частности, я заканчивал специализированный класс с физико-математическим уклоном. Это сейчас мы стали говорить о профильном обучении, но, фактически, тогда это и была одна их форм подобного обучения. И, конечно, закончив такой класс, мы были хорошо подготовлены по физике, математике, что и определило всю дальнейшую судьбу.

После школы я поступил на физико-математический факультет Удмуртского государственного университета и закончил его с отличием. Научной работой я начал заниматься уже в студенческие годы, например, уже в студенчестве была опубликована моя статья по теоретической физике. Затем последовала стажировка в Ленинградском государственном университете, аспирантура, впоследствии – защита кандидатской диссертации, работа ассистентом, старшим преподавателем, доцентом, профессором, проректором... Фактически, я прошел все ступени в своей профессиональной деятельности. В 1990-м году я поступил в докторантуру и в 1994-м году защитил докторскую диссертацию. Кстати, диссертация затрагивала проблематику нанотехнологий, о чем сейчас все говорят. Мы занимались компьютерным конструированием этих материалов. Это было очень интересно! У меня есть монография и те коллеги, которые со мной сегодня сотрудничают, сначала не могли поверить, что я в политике – это тот же самый ученый, который подготовил эти работы. Сейчас у меня опубликовано свыше 300 научных работ, в том числе две монографии. Среди работ есть как чисто научные, так и связанные с проблемами образования и науки, некоторые – философского плана.

Затем, в 1999-м году, после очередных выборов в Удмуртии, меня утвердили заместителем председателя правительства Удмуртской республики по социальным вопросам. И вот тогда, фактически, я попал в политику. Когда в 2001 году Совет Федерации начал работать на постоянной основе (до этого в составе верхней палаты были представлены председатели законодательных собраний и губернаторы по должности), я был делегирован в верхнюю палату от Правительства Удмуртской республики, был заместителем, первым заместителем, а впоследствии стал председателем Комитета Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии. Вот так я оказался в политике.

И следует отметить, что специфика работы нашего комитета такова, что в нем должны работать специалисты, прошедшие вузовскую или научную школу. Работавшим в этой сфере принимать соответствующие законы в некотором смысле проще, так как мы знаем, какие существуют проблемы в этой сфере, какие вопросы сферы науки и образования требуют первоочередного решения.

Продолжаете ли Вы заниматься научной деятельностью? Если да, то с чем связаны Ваши научные интересы сейчас?

Сейчас я продолжаю заниматься проблемами нанотехнологий. У меня есть работы, касающиеся непосредственно структуры наноматериалов, но больше всего это работы, касающиеся проблем развития нанотехнологий.

Совместно с академиком РАН Владимиром Ярославовичем Шевченко мы разработали и издали под эгидой комитета "Белую книгу", где собраны все направления работ в области нанотехнологий. То есть это вопросы, касающиеся современных направлений.

В последнее время также приходится знакомиться со значительным объемом материалов о тех или иных достижениях в науке, о проблемах, которые есть у нас в науке, в частности, это и вопросы интеллектуальной собственности, проблемы налогообложения научных и образовательных учреждений, которые просто надо знать и решать.

Позволю себе комментарий: на мой взгляд, очень важно, чтобы люди, которые берут на себя ответственность за принятие важных решений, были специалистами в том, что они делают, а не случайными людьми...

Вы знаете, можно сказать, что мне в этом плане повезло. Но не всегда, конечно, такое бывает, так как часто в органы законодательной власти избираются люди, например, из сферы бизнеса, которые имеют чувство корпоративности и, естественно, не забывают об интересах своей сферы деятельности. К сожалению, в законодательных органах власти мало представителей сферы науки и образования, поэтому защищать интересы этой сферы деятельности сложнее. И, кстати, у нас не очень многие члены Совета Федерации хотят работать в нашем комитете. Все хотят работать в бюджетном комитете, в международном комитете и др. Но я бы сказал и так: работа в Комитете Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии требует специфических знаний, и именно это обстоятельство не позволяет каждому работать в нашем комитете.

Вернемся к проблемам науки. В настоящее время серьезной проблемой российской сферы науки и образования является проблема старения кадров, в силу чего возникает опасность утраты преемственности поколений в этой сфере. Какие меры, на Ваш взгляд, необходимо предпринять для закрепления талантливой молодежи в научно-образовательной сфере и чего для этого не хватает?

Я бы выделил следующие проблемы, решив которые можно удержать молодежь и даже, возможно, привлечь обратно из-за рубежа тех наших соотечественников, которые там, может быть, прекрасно адаптировались с точки зрения научной деятельности, но все равно чувствуют себя в другой стране людьми "второго сорта".

Первое, что, безусловно, следует выделить, это проблема жилья. Она самая главная. Причем сегодня молодых ученых уже не устраивает общежитие, даже на пять лет, а устраивает только жилье, которое находится в собственности, чтобы была перспектива его получения или приобретения. Всевозможные ипотечные кредиты – это только кабала для молодого ученого, который из своей зарплаты должен в течение двадцати-тридцати лет выплачивать как сам кредит, так и значительные проценты по нему. Здесь требуется кардинальное решение проблемы: например, государство может взять на себя выплату процентов по кредиту на приобретение жилья. То есть молодым ученым может выдаваться беспроцентный кредит, выплаты по которому оставят ему возможность содержать семью.

Второе – это проблема заработной платы. Безусловно, в период начала 1990-х годов это был самая главная проблема, из-за которой молодежь уезжала за границу, причем уезжали самые квалифицированные специалисты. Но я бы не сказал, что на Западе уж очень высокие заработные платы. Сегодня нечто подобное мы вполне можем обеспечить им и в России. Думаю, что зарплата порядка 1500-2000 долларов в месяц вполне бы устроила молодого ученого.

И, конечно же, еще одна проблема – это необходимость наличия современного научного оборудования для проведения исследований. Молодежь в беседах неизменно ставит эту проблему: кроме решения жилищного вопроса и получения адекватной заработной платы мы хотим работать на современном оборудовании и быть действительно на острие науки.

Вот если эти три проблемы мы решим, а решить их можно, тогда молодежь будет оставаться в науке. Рассмотрим хотя бы последнюю проблему – современное оборудование. Посмотрите на российский стабилизационный фонд. Огромный запас денег не работает. Ведь, фактически, когда говорят, что эти деньги нельзя пускать в экономику нашей страны, так как возникнет инфляция, часто умалчивают о следующей возможности: давайте купим современное научное оборудование за рубежом и предоставим его ученым. Тогда не будет инфляции, а наша наука сможет осуществить серьезный скачок в развитии. Кстати, история показывает, что всегда, когда государство предпринимало кардинальные меры по поддержке ученых, в том числе приобретало новейшее оборудование, в нашей стране наблюдались скачки в развитии, причем не только в области науки.

То же самое с жильем. Я не призываю, что нужно просто раздать деньги ученым. Но можно, например, построить заводы крупнопанельного домостроения, то есть заводы, продукция которых способствовала бы строительству недорогого, но комфортного жилья для определенных групп граждан.

Виктор Евграфович, Вы возглавляете Комитет Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии. Какую роль в деятельности Совета Федерации играет отдельный комитет, каковы его функции и полномочия?

Наш комитет самый многопрофильный в Совете Федерации.

Мы начинаем работать с Государственной Думой еще на стадии концепции законопроекта, после первого чтения вносим свои поправки, даже на стадии концепции идет работа, мы часто высказываем свое мнение. Не всегда, конечно, наши поправки учитываются, но мы стараемся своевременно их вносить, то есть главная работа комитета – это законотворчество.

Кроме тех законов, которые приходят к нам со стороны наших коллег из Государственной Думы, или которые мы сами пишем, анализируем, у нас много другой работы, связанной с проведением всевозможных конференций, круглых столов, парламентских слушаний. Если не нарушать процедуру принятия закона, то в идеале по каждому законопроекту должны проходить парламентские слушания, в котором принимали бы участие специалисты по данному вопросу, представители всех субъектов Российской Федерации, федеральных органов власти и другие заинтересованные лица.

Поэтому проведение конференций, круглых столов, парламентских слушаний является очень важным элементом нашей деятельности. И, конечно, повседневная работа – проведение заседаний самого Комитета Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии. Наш комитет заседает если не чаще других, то очень часто. Мы, как правило, проводим в месяц по три заседания, а общее количество вопросов бывает не меньше двадцати. Мы тщательно обсуждаем законы. Докладывает о законе сенатор, специализирующийся в отдельной области в рамках нашего многопрофильного комитета. И, как я уже говорил, важна работа с экспертными советами, чтобы узнать мнение специалистов по тому или иному закону.

Законодательная деятельность сама по себе непростая и очень ответственная. Но если всю процедуру законотворчества осуществлять правильно, то есть после первого чтения в Государственной Думе отправлять закон для обсуждения в законодательные собрания регионов, а те, в свою очередь, проработают поступившие материалы и сделают конструктивные замечания, вот тогда закон, безусловно, будет вызывать меньше всего нареканий. А когда закон проходит с нарушениями процедуры и принимается сразу в трех чтениях – мы не успеваем ни поправки внести, ни высказать свое мнение. Как правило, подобные законы бывают очень "сырыми", в них постоянно приходится вносить поправки – и все видят недостатки законотворческой работы.

Какие результаты, достигнутые Комитетом Совета Федерации по науке, образованию, здравоохранению и экологии за последнее время, Вы оцениваете как самые важные?

У Комитета Совета Федерации по науке, культуре, образованию и экологии есть специальный отчет в виде брошюры, где приведена статистика о работе нашего комитета. Безусловно, работа очень большая, но если говорить о качестве законов, то приведу лишь один пример – закон "Об автономных учреждениях", который проходил через комитет в прошлом году. Мы внесли свои поправки и заявили, что будем поддерживать законопроект только при условии, если поправки будут учтены. Поправки были сразу направлены в Государственную Думу и Правительство.

На наш взгляд, важно, чтобы на автономные учреждения распространялся мораторий на приватизацию. Ведь если мы реорганизуем бюджетную организацию в автономное учреждение, то есть она уже будет получать не привычное твердое бюджетное финансирование, а средства в виде заказов и зарабатывать само на внебюджетной деятельности, то государство уже не несет за него субсидиарной ответственности в плане финансово-хозяйственной деятельности. Но если вдруг произойдет банкротство автономного учреждения, то на этот случай нужна еще одна поправка, чтобы все ее имущество должно было быть возвращено в отрасль, так как вполне возможно, что кто-то решит использовать процедуру банкротства с целью приватизации автономного учреждения. А если по закону все должно быть возвращено в отрасль, а не пуститься "с молотка", имеет место совершенно другая ситуация. И, наконец, третья поправка – об увеличении доли представителей автономного учреждения в наблюдательном совете с одной третьей части от списочного состава до одной второй. И вот так тщательно мы работаем по каждому закону. Я думаю, что не было закона, где бы мы проголосовали гладко, мы всегда высказываем и настаиваем на своих замечаниях.

Да, вы привели очень актуальный пример. В последние годы в российской научной сфере происходят серьезные организационные изменения. Какие из нововведений Вы считаете положительными, а какие – отрицательными?

Давайте рассмотрим очень обсуждаемые процессы, связанные с реформированием Российской академии наук. РАН, я бы сказал, достаточно консервативная структура, изменялся государственный строй – академия наук оставалась. Безусловно, не всем чиновникам в Правительстве нравится, что Российская академия наук, фактически, является "государством в государстве". То есть, с одной стороны, учреждения РАН финансируются за счет федерального бюджета, а с другой стороны, в отличие от учреждений федерального значения, тех же вузов, академические институты фактически полностью самостоятельны.

Конечно, чиновникам хотелось бы все это изменить и, прежде всего, – переподчинить. Именно отсюда возникает то большое количество споров, которые идут вокруг Российской академии наук. В целом предлагаются серьезные изменения, касающиеся, прежде всего, устава РАН, теперь он должен утверждаться Правительством, а избранный Президент Российской академии наук должен утверждаться Президентом России. Я не вижу здесь больших проблем, другое дело, что изменения устава проходят сложно, академическая общественность старается сохранить себе как можно больше полномочий, в частности, чтобы не было ограничений по возрасту для руководящего состава. Споры есть, нужно обсуждать. Обсуждать и договариваться.

Я думаю, что для Российской академии наук нужно сохранить максимальную автономность. Ведь многие ученые боятся, что чиновники станут диктовать им, какими именно исследованиями следует заниматься, а какими – нет. Но с другой стороны, наша наука построена так, что мы, фактически финансируя науку из Федерального бюджета, очень часто в качестве отчета о результатах работы получаем папку бумаг. На Западе, конечно, в этом вопросе все устроено более прагматично, получил деньги на научные исследования – обратно должен принести конкретную продукцию. Безусловно, Российская академия наук призвана заниматься, прежде всего, фундаментальными исследованиями, поэтому работать по схеме Запада не всегда возможно, и то что сегодня процент инновационной продукции очень мал – менее одного процента в мировом объеме дает российская наука, имея самое большое количество ученых, это, по видимому, не всех устраивает.

Мы все прекрасно знаем, приходя в магазин, и видим, что основное количество товаров – зарубежного производства. Я только что был в Китае – я вижу, что они просто, не стесняясь, копируют все, что могут, и производят всевозможную продукцию – копии зарубежных аналогов. Мы так делать не можем, серьезные ограничения накладывают правообладатели патентов, хотя есть множество законных вариантов "перебить" патент, так говорят сами ученые, "приделать дополнительно уши – и теперь это наше изобретение", можно спокойно выпускать новый продукт самостоятельно.

Но, тем не менее, большинство продающейся продукции у нас произведено за рубежом, а наши граждане, приходя в магазин, например, бытовой техники, о деятельности науки судят зачастую по образцам представленной техники... А мы видим, что практически вся они импортные. Поэтому хотелось бы, чтобы больше было нашего, отечественного, хотя если есть отечественная продукция – многие наши граждане относятся к ней с недоверием, считают, что качестве отечественной продукции не соответствует качеству зарубежных аналогов... Поэтому есть и такие проблемы, и их нужно решать.

Выступая в Брянске на II-ой Ассамблее Всемирного форума "Интеллектуальная Россия" Председатель Совета Федерации С.М. Миронов сказал, что "Наука обязана быть публичной, образ будущего должен быть понятен народу. Однако пока научная общественность не занимает должное место в политических дискуссия". Согласны ли Вы с этим утверждением?

Я тоже согласен с этим. Посмотрите на наши телевизионные программы, идущие в популярное время. Мы не увидим выступления ученых, передачи о тех серьезных научных исследованиях, которые ведутся в России, а увидим всевозможные астрологические прогнозы, невероятно востребованную лженауку и т.п. Необходимо всячески пропагандировать и популяризировать научную деятельность. Я убежден, что когда сам известный ученый расскажет о своих достижениях и продемонстрирует полученные результаты, например, в той же медицине, материаловедении, в области космических технологий и вооружений, это может вызвать интерес. Нужно только дать возможность ученым публиковаться в газетах, выступать на телевидении и радио. Сегодня таких возможностей, практически, нет. Конечно, это очень плохо, данным вопросом нужно серьезно заниматься.

Считаете ли Вы целесообразным при принятии решений в области науки и образования органами власти и местного самоуправления более активное участие в этих процессах общественных объединений ученых, например, Российского союза молодых ученых (http://rosmu.ru/) ? Какими должны быть механизмы подобного взаимодействия?

Конечно же! Да, мы должны более активно сотрудничать с разными общественными научными организациями. Механизмы – самые различные. С одной стороны, мы можем приглашать представителей общественных научных организаций на те мероприятия, которые мы проводим: парламентские слушания, круглые столы, конференции. С другой стороны – привлекать их для работы в экспертных советах или просто направлять им законопроект, чтобы получить заключение, либо непосредственно подключать к работе комитета. Мы приглашали к обсуждению нескольких спорных законопроектов ректоров, и они, как правило, высказываются более объективно, чем депутаты Государственной Думы, которые, как правило, "привязаны" к политическим интересам той или иной партии.

Поэтому, я считаю, что подобное сотрудничество необходимо всячески расширять, оно будет давать положительные результаты.

Что бы Вы хотели пожелать посетителям Интернет-портала интеллектуальной молодежи (http://ipim.ru)?

Я бы закончил беседу таким афоризмом: "Нетерпеливый вкладывает свой ум в торговлю, осмотрительный – в хозяйство, а умный человек – в науку". Я хочу, чтобы в науке, несмотря на все имеющиеся сложности, было как можно больше молодых людей. Чтобы не боялись существующих проблем, смело шли в науку.

Как человек, прошедший путь ученого, я могу сказать: самое большое удовлетворение в жизни – это творческая работа в науке. Вспоминаю защиту своей докторской диссертации, это был 1994 год, я был в Ленинграде. Было очень сложное время – хлеб, крупы выдавались по талонам. Зато когда я получил диплом доктора наук – я осознал, что если бы у меня был выбор – мешок долларов или диплом – я бы выбрал только диплом! И многие ученые меня поймут и поддержат. Конечно, было бы хорошо, если бы можно было получить и то, и другое. Но, к сожалению, в большинстве случаев сегодня можно выбрать только одно.

Поэтому хотелось бы пожелать молодежи, несмотря на все, выбирать специальность по душе, как для учебы, так и для дальнейшей работы. А также мне бы хотелось, чтобы работа в науке давала возможность молодежи адекватно зарабатывать и не нарушалась бы преемственность поколений в этой сфере.

Интернет-портал интеллектуальной молодежи

Беседовал Валерий Сидоренко

« к началу страницы