Дискуссии

« вернуться к списку

версия для печати

Правительства ученых и экспертов

Фото с сайта www.ng.ru "Если мы понимаем, что нельзя помешать науке и технике изменить мир, мы можем по крайней мере попытаться сделать так, чтобы эти изменения шли в правильном направлении". Слова эти, принадлежащие английскому физику-теоретику Стивену Хокингу, сами по себе вроде бы не вызывают возражения и дополнительных вопросов. Вопросы вызывают реальные методы, механизмы и способы, с помощью которых государства пытаются направить эти изменения "в правильном направлении". Обычно джентльменский набор этих мероприятий принято называть государственной научно-технической политикой (ГНТП). Совсем уж упрощая ситуацию, можно говорить, что главный инструмент ГНТП – финансирование научно-технической сферы.

Экономические последствия

"Важнейшей целью научно-технической и структурно-инвестиционной политики второй половины 90-х годов явится создание мощного и мобильного инновационного потенциала, который должен охватить и взаимоувязать крупные звенья сферы НИОКР, высшего образования и инвестиционного комплекса, прежде всего машиностроения. Его задача – генерировать и воплощать в технике и технологиях нововведения, обеспечивать их ускоренную реализацию в народном хозяйстве.

К концу этого периода в результате экономической нормализации производства, возникновения устойчивого спроса на нововведения и укрепления в этой связи прикладной науки государственная научно-техническая политика сконцентрируется прежде всего на обеспечении широкого фронта фундаментальных исследований и поддержке долгосрочных, ресурсоемких и рискованных направлениях совершенствования технологий".

Сегодня нам с вами легко судить, насколько оправдался этот прогноз, сделанный в 1990 году, в коллективной монографии – "Научно-техническая политика: проблемы формирования и реализации" (Фонотов А.Г., Блохин А.А., Соболев Н.А. и др.; Ин-т экономики и прогнозирования науч.-техн. прогресса. – М.: Наука, 1990. – 190 с.).

Вообще надо отметить, что как раз в это время, середина и конец 80-х – начало 90-х годов прошлого века, в СССР, а затем в России начался настоящий бум публикаций, посвященных вопросам формирования и реализации государственной научно-технической политики. Отчетливо проявился повышенный интерес отечественных ученых (прежде всего экономистов, слабее обществоведов) к вопросам институализации и разработки понятийного аппарата ГНТП. И это не случайно. Страна к тому времени – а на самом деле и еще раньше! – буквально истосковалась по высоким технологиям.

Известно, например, что в США в период с середины 80-х до середины 90-х годов прошлого века энергоемкость единицы ВНП снизилась на 25%. За этот же период потребление материалов и сырья на единицу ВНП упало на 20%. В Японии в 1984 году было потреблено 60% сырья для производства того же объема промышленного производства, что и в 1973 году. В СССР же, по некоторым подсчетам, на единицу конечной продукции расходовалось исходного сырья в 10 раз больше, чем в США и странах Западной Европы.

После этого вполне логичным и закономерным кажется интерес, проявленный еще на излете существования СССР, к вопросам формирования и реализации ГНТП.

Предельно обостряя постановку вопроса, можно утверждать: государственная научно-техническая политика и есть, по существу, в том аспекте, в каком мы ее рассматриваем, политика, то есть "совокупность социальных практик и дискурсов, направленных на формирование, развитие, проектирование и исследование 1) правовых и моральных норм, 2) структуры государственно-административных институтов, 3) форм государственного управления, 4) отношений и институтов власти" (Новая философская энциклопедия: В 4 т./ М., 2001).

Техногенная "затравка"

Социолог Поль Дракер утверждает: "Единственная вещь, имеющая значение (does matter), – это инновации". Возможно, это и преувеличение, но несомненно, что в начале XX века основным двигателем прогресса человеческого общества стала технология.

Мы можем говорить о том, что уже сама антропология дает нам основания для утверждения о безальтернативности техногенного пути развития человеческой цивилизации. Или, другими словами, создание технологических систем на основе научных исследований – это антропологическое, внутренне присущее человеку свойство.

Авторитетный итальянский африканист Детальмо Пирцио-Бироли удивительно точно подметил в своей монографии 1978 года: "Необходимость биологической приспособляемости, или, иными словами, высвобождения от зависимости от природы, ставит две первейшие биологические проблемы, которые на уровне животного мира являются инстинктами и основными нуждами, но в любом человеческом обществе, напротив, дают основание для ряда институциализованных решений. Речь идет о проблемах выживания и воспроизводства <…> эту деятельность можно расценивать как "матрицу культуры" (выделено мною – А.В.) в том смысле, что она в основных чертах определяет подлинный процесс культурной приспособляемости <…>. Интересно также мимоходом отметить, что в наших индустриальных, так называемых развитых обществах ныне впервые появились проблемы высвобождения от природных условий, созданных не как обычно – самой природой, а человеком (различные виды загрязнения окружающей среды)".

Директор Института философии РАН, академик Вячеслав Степин связывает этот феномен с постепенным формированием, начиная с XVII века, культурной матрицы техногенной цивилизации: "Она проходит три стадии: сначала – прединдустриальную, потом – индустриальную и, наконец, постиндустриальную. Важнейшей основой ее жизнедеятельности становится прежде всего развитие техники, технологии, причем не только путем стихийно протекающих инноваций в сфере самого производства, но и за счет генерации все новых научных знаний и их внедрения в технико-технологические процессы. Так возникает тип развития, основанный на ускоряющемся изменении природной среды, предметного мира, в котором живет человек. Изменение этого мира приводит к активным трансформациям социальных связей людей <…>. Везде культурная матрица техногенной цивилизации трансформирует традиционные культуры, преобразуя их смысложизненные установки, заменяя их новыми мировоззренческими доминантами".

Заметим: используемое академиком Степиным понятие "культурная матрица" техногенной цивилизации имеет много пересечений с концепцией социально-экономического генотипа (СЭГ), разработанной еще в середине 60-х годов прошлого века отечественным экономистом Ефремом Майминасом. "Социально-экономический генотип – это информационный механизм социального наследования и социальных изменений, обеспечивающий воспроизведение структуры, принципов функционирования, процессов регламентации и обучения (отбора, запоминания и распространения позитивного опыта) в определенной общественной системе, – подчеркивает Майминас. – СЭГ предстает как механизм социальной эволюции, совмещающий основные характеристики трех ее сторон: наследственность, изменчивость и селекцию".

Казалось бы, именно здесь и возникает непреодолимое противоречие с тем, что принято называть учетом национальных (а шире – социокультурных) особенностей той или иной страны, региона. Однако противоречие это только кажущееся. Так, Майминас, анализируя развитие России с точки зрения концепции социально-экономического генотипа, приходит к выводу, что "вопрос об ином, особом пути развития для России <…> представляется беспредметным. Постиндустриальная модернизация делает следование по пути мировой цивилизации категорическим императивом. Идти не туда, куда идет весь остальной мир, значит, идти в никуда!

Иное дело – специфика движения по общему пути. Вот здесь-то и проявляются все особенности российского СЭГ, как, собственно, и в любой другой стране. Поэтому в этом и только в этом смысле правомерно говорить об особом пути".

И действительно, если до середины ХVIII века национальный доход на душу населения почти на всей территории Земли не очень отличался от местности к местности, то в ходе промышленной революции, начавшейся в Англии, ситуация кардинально меняется.

По оценкам историка мировой экономики Ангуса Мэддисона, в течение первых полутора тысячелетий новой эры объемы ВВП в расчете на душу населения в странах Запада (Западная Европа, Канада, США, Австралия, Япония) и во всех остальных были весьма близки и составляли (в долларах 1990 года) в 0 году новой эры 440 и 400 долл., а в 1500 году – 624 и 545 долл. соответственно.

В 1750 году территории, которые сегодня традиционно относят к "третьему миру", произвели валовой национальный продукт, оцениваемый в 112 млрд. долл., а нынешние развитые страны – всего 35 млрд. долл. (в долларах США 1960 года). Но уже к 1913 году объем производства ВВП соответственно составил 217 и 430 млрд. долл.

По подсчетам, произведенным в начале 60-х годов американским социологом Питиримом А.Сорокиным, "с 800-го по 1600-й Италия сделала примерно от 25 до 41% всех научных открытий и изобретений в Европе; с 1726 года до настоящего времени этот вклад Италии снизился приблизительно до 2–4%. Вклад Соединенных Штатов составил только 1,1% всех открытий и изобретений за период с 1726 по 1750 год; эта доля увеличилась до 25,3% за период 1900–1908 годов; в настоящее время она еще более возросла".

Тот же Мэддисон так объясняет произошедшую за исторически малый срок метаморфозу: "Исследовательский аспект в экспериментальной науке имел для Запада исключительное значение и стал главным условием ускорения технического прогресса, проявившего себя в полную силу в XIX–XX веках. Структурные перемены, устранившие ограничения на рынках, свободная купля-продажа собственности, успехи в создании корпораций и бухгалтерской отчетности и формирование надежных финансовых институтов – все это способствовало снижению рисков и развитию предпринимательства".

Из объекта – в субъекты

Именно подобного рода объективные реалии заставляют с такой если и не тщательностью, то несомненной пристрастностью подходить к формированию своих ГНТП правительства самых различных стран мира: от США до Ирана, от Японии до Эстонии.

В прикладной политологии давно известно эмпирическое правило: средство политики, доказавшее свою эффективность, само становится субъектом политики. Применительно к рассматриваемой нами теме это позволяет перефразировать знаменитый афоризм германского стратега ХIХ века Карла фон Клаузевица о том, что "война является продолжением политики другими, насильственными средствами" (1832): сегодня уже очевидно, что политика сама по себе – это только продолжение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

"Многие из высших руководителей существующих правительств, корпораций и профсоюзов в значительной степени уже скорее номинальные фигуры, чем самостоятельные, энергичные правители, – отмечал в 1963 году Питирим А.Сорокин. – Политика, которую они проводят, свидетельствует о том, что значительная их часть стала просто исполнителями "безмолвных предписаний" современных научных открытий и изобретений. До 1940 года ни администрация Трумэна, ни Сталина, ни Эйзенхауэра, ни Хрущева, ни генералы и адмиралы, ни кто-либо из современных руководящих государственных и политических деятелей не имели ни малейшего представления об "атомных", "водородных" и "космических" политиках, которые сейчас проводят все современные высшие руководители. В этом смысле современные руководящие государственные и политические деятели все более становятся просто номинальными фигурами исполнителей "безмолвных приказов" науки и технологии, передав им свои права распоряжаться научными экспертами, советниками и членами комиссий.

Такая тенденция знаменует угасание существующих в настоящее время правительств политиков, посредством политиков и для политиков и их замену в конечном счете "правительствами ученых и экспертов".

Этот же автор цитирует высказывание Ч.Берда (1928): "Если когда-нибудь Восток сокрушит Запад на поле сражения, то это произойдет из-за того, что Восток полностью овладеет западной технологией". Волей-неволей возникают ассоциации с событиями 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне.

В этом – вся современная и политика, и геополитика.

Сейчас уже не выглядит шуткой высказывание одного из американских сенаторов, который, узнав, что система СОИ требует мгновенно действующих компьютеров для принятия решения – а это фактически исключает вмешательство Белого дома в данный процесс, – предложил во время предстоявших тогда президентских выборов 1984 года избрать на пост главы государства... компьютер системы управления Вооруженными силами США.

Казалось бы, все это должно было бы подтолкнуть к тщательному анализу самого понятия "государственная научно-техническая политика". Анализу методологическому, философскому, экономическому, науковедческому и собственно политическому. Однако, повторяю, на мой взгляд, в России этой проблемой более или менее систематически занимаются пока только экономисты.

В итоге "плавает" даже определение понятия ГНТП. Экономический "флюс" при этом вполне ощутим. Зачастую, например, происходит просто отождествление научно-технической и промышленной политик. Потрясающе характерный пример формирования такой "политики" дает уже цитировавшийся выше Ефрем Майминас. "Я вспоминаю разговор двух госплановцев (рангом не выше главных специалистов), стоявших передо мной в очереди в госплановской столовой. Один говорит другому: "Петр Петрович обещал дочку мою устроить в институт и не сделал – провалилась она. Так вот теперь он хер получит дибензолтрамтарам". Этот трамтарам был, видать, сильно дефицитным продуктом малотоннажной химии. И я подумал, что присутствую при зарождении новой диспропорции в народном хозяйстве…"

Как бы там ни было, но в России до сих пор не сформировался подход к государственной научно-технической политике именно как к государственной политике, а не просто как к научно-технической деятельности. В итоге "…потенциал такой политики не был реализован, страна не смогла укрепить свои конкурентные позиции в новейших технологических областях, выработать стратегию развития передовых рубежей <…>. В дискуссии относительно проблем государственной научной политики в современной России в центре внимания и политиков, и научной общественности обычно оказываются исключительно вопросы бюджетного финансирования… Но этими аспектами не исчерпывается весь комплекс сложнейших взаимоотношений государства и науки", – отмечали авторы работы "Инновационная экономика" (Под общ. ред. членкора РАН А.А.Дынкина и д.э.н. Н.И.Ивановой. – РАН, Ин-т мировой эк. и межд. отношений, М., Наука, 2001).

Пора, давно пора бы уже определиться России с тем, какой должна быть ее государственная научно-техническая политика… Ведь подсчитано, что после 2000 года до 70% всей продукции в мире будет производиться за счет наукоемких отраслей. А по прогнозу на 2015 год внешний рынок наукоемкой продукции должен достичь 6 трлн. долл. в год.

Андрей Ваганов

источник: Независимая газета

Последние материалы раздела

• 30 декабря 2016
  Диссертация Мединского как летучий голландец
• 30 декабря 2016
  Работа есть — денег нет
• 29 декабря 2016
  "Основной удар придется на московские и петербургские институты"
• 29 декабря 2016
  Советник Путина: Россию могут отключить от интернета
• 28 декабря 2016
  Драйверы инноваций

Обсуждение

Добавить комментарий

Обсуждение материалов доступно только после регистрации.

« к началу страницы