|
||||||||||||||||||||||||||||
Все права защищены и охраняются законом. Портал поддерживается При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на http://ipim.ru обязательна! Все замечания и пожелания по работе портала, а также предложения о сотрудничестве направляйте на info@ipim.ru. © Интернет-портал интеллектуальной молодёжи, 2005-2024.
|
Настоящая Россия21 января 2006 19:12
О конце постсоветской эпохи – некоего промежуточного периода в мировой политике после распада СССР – объявляли уже не раз. Поводов было предостаточно – первая волна расширения НАТО, бомбежки Югославии, затем вступление в альянс бывших советских республик, расширение ЕС, вторжение США в Афганистан и в Ирак, – но все это были чужие праздники. В минувшем же, 2005-м, году уже сама Россия рассталась со своей постсоветскостью. В этот год наконец был дан осознанный ответ на два основных геополитических вызова, унаследованных Россией от СССР. Во-первых, на Западе – была парирована угроза создания из бывших восточноевропейских сателлитов "санитарного кордона", отделяющего Россию от Европы и препятствующего их экономическому и политическому сближению. Во-вторых, на Юге – была сорвана попытка взорвать "мягкое подбрюшье" России, дестабилизировав страны Средней Азии. Фактически одновременное решение этих двух задач (заметим, решение еще не окончательное) не может быть случайностью. Период безвременья, вызванный неразберихой первых лет реформ, завершен, процесс осмысления новых реалий и сосредоточения сил завершается – неудивительно, что внешняя политика Москвы перестает быть постсоветской и становится все более российской, в том виде, как она была сформулирована еще в начале девяностых годов. Перемены на западном фронте Начало строительства Северо-Европейского газопровода, развитие энергетического сотрудничества с Турцией и газовый конфликт с Украиной – вот лишь наиболее очевидные свидетельства того, сколь настойчиво Москва стремится разрушить "санитарный кордон", который русофобское крыло американского истеблишмента не менее настойчиво пытается возвести на западных границах России. Повышенное внимание к газу вызвано двумя причинами. Во-первых, газ – фундамент для развития российско-европейских экономических отношений. Во-вторых, газовый транзит через Восточную Европу – прекрасный способ финансировать создание антироссийского пояса за счет самой России, как, впрочем, и за счет Европы. Сами американцы ни экономически, ни политически финансировать его не готовы. Более того, они рассматривают "санитарный кордон" как инструмент для откачивания денег и из Евросоюза, и из России. Например, Польша одной рукой выбивает из Брюсселя многомиллиардные субсидии, а другой отдает их Вашингтону, закупая на 4 млрд долларов американские истребители F-16. Дешевый российский газ для Украины ничуть не хуже европейских субсидий. После вступления Украины в НАТО он станет источником доходов американского ВПК. В обмен американцы будут и дальше поддерживать украинские претензии на право получать газ со скидкой. По сути, речь идет о том, что Россия выплачивает неявно наложенные на нее репарации – результат поражения в холодной войне. Естественно, что Киев и Вашингтон стремятся увековечить этот порядок. Вкратце их долгосрочный план состоит в следующем: Украина вступает в ВТО, создает с Россией зону свободной торговли, но без таможенного союза, и продолжает получать российский газ по заниженным ценам – таким образом она становится главными воротами для освоения иностранным капиталом рынков стран бывшего СССР (прежде всего России), снижает российский экономический потенциал и качает деньги в американскую оборонку. За наши же деньги Киев ведет антироссийскую политику в СНГ, основная цель которой – навязать России постсоветскую повестку дня, не дать ей вырваться из крепких объятий старых друзей, ограничив сферу ее политических интересов пространством бывшего СССР. Иначе говоря, цель Киева (читай: Вашингтона) – снизить политическую автономность Москвы, окутав ее сетью обязательств перед соседями, которые будут отрабатывать политический заказ Вашингтона (концепция геополитического плюрализма). Примерно так, как это делают поляки и прибалты в рамках ЕС, мешая тому превратиться в самостоятельного глобального игрока: в частности, они препятствуют сотрудничеству Москвы и Брюсселя, навязывают ему антироссийскую позицию, спекулируя историческими мифами. Самая большая опасность состоит в том, чтобы начать с Киевом торговлю о "реинтеграции", в которой экономические интересы России приносились бы в жертву геополитическим миражам. Известный американский стратег Збигнев Бжезинский может сколько угодно убеждать публику, что потеря Украины – величайшее геополитическое поражение Москвы, но в действительности можно найти не меньше аргументов в пользу того, что расставание с Украиной – большая геополитическая победа России. Одна из основных целей выхода России из состава СССР в 1991 году – пересмотреть баланс обязательств, сложившихся в Союзе. Украина с ее 50 млн населения была едва ли не главным балластом, который предстояло сбросить. В определенный момент украинская промышленность (так же как польская, венгерская и чехословацкая) оказалась куда менее интересна России как партнер, чем, скажем, промышленность Германии (одна из поворотных точек – сделка "газ в обмен на трубы"). С другой стороны, российские/советские оборонщики устали от того, что по политическим причинам крупнейшие контракты размещаются на украинских предприятиях (например, знаменитые ракеты "Сатана" разрабатывали и производили на днепропетровском "Южмаше"). Парадокс, но вопреки расхожей мудрости "Россия без Украины" – куда более европейская и куда более держава, чем "Россия с Украиной". Свободное плавание Быстрого развода, впрочем, не получилось: газовая труба, военно-технические связи и угроза хаоса на Украине, который мог перекинуться на Россию, затянули этот процесс. Но сегодня все эти факторы перестают действовать: украинская государственность окрепла, зависимость от Украины в военно-технической сфере значительно уменьшилась (российские оборонщики наладили выпуск многих важных оружейных компонентов у себя в стране), маршруты поставок газа в Европу активно диверсифицируются (газопровод по дну Балтики легко заменит России не только Украину, но и Польшу, Чехию, Словакию и три страны Балтии вместе взятые). Отсюда желание Москвы пересмотреть характер взаимоотношений – пора отпускать Украину в свободное плавание. Причем сегодня Виктор Ющенко, которому не надо лишний раз доказывать западной общественности приверженность общим ценностям, – пожалуй, самый удобный для Москвы партнер. При нем позитивное сотрудничество Украины с Россией не будет вызывать излишнюю аллергию на Западе. Переживать по поводу расставания с Украиной не стоит. Украинский народ навсегда останется для нас братским народом, культурные и человеческие связи никуда не исчезнут. Тем же, кто ностальгирует по величию СССР, стоит задуматься о том, удалось ли бы России провести назревшие экономические и политические преобразования, если бы донецкий и днепропетровский кланы, а равно кланы других советских республик, были внутриполитическим фактором. Представьте себе региональную вольницу середины 90-х в масштабах СССР – картина получается жутковатая: донецкие шахтеры и узбекские хлопкоробы пикетируют дом правительства в Москве. Те, кто сегодня призывает к воссоединению с Украиной, пусть лучше задумаются, во что обошлась Германии ассимиляция ГДР. Стремление сохранить некое подобие единства на территории бывшего СССР и без того очень дорого обошлось России: чего стоит один лишь "импорт инфляции" – в начале 90-х отменяемые в одной республике за другой советские рубли стекались в Россию. Попытайся же Москва удержать свою зону влияния в период трансформации, ее цена и риск потерять саму Россию возросли бы многократно. По сравнению с издержками от полномасштабного вмешательства в многочисленные межэтнические конфликты, которые в конце 80-х – начале 90-х заполыхали по всему Советскому Союзу, Чечня показалась бы легкой прогулкой. И вообще стоит ли сегодня препятствовать движению Украины в НАТО, ЕС, ВТО, если и сама Россия стремится развивать отношения с этими организациями? Другое дело, что, раз Украина считает себя достаточно самостоятельной, чтобы действовать без оглядки на Москву, пусть тогда сама оплачивает свою суверенную политику либо ищет спонсоров на Западе. Не стоит всерьез опасаться и "экспорта демократии" с Украины. И не только потому, что за год образ оранжевой революции изрядно поистрепался. Важнее то, что в России уже была своя бархатная революция – национал-либеральная революция 1991 года. На той же Украине, в Грузии, Киргизии и других республиках (за исключением Прибалтики) ничего подобного не было. Местные элиты были просто поставлены Россией перед фактом: вы теперь суверенные страны. Процессы, которые развивались в остальных постсоветских странах (включая Прибалтику), были скорее националистическими, чем либеральными. Отсюда берут начало все "замороженные конфликты" в СНГ – Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах. В России же было ровно наоборот: революция и реформы были скорее либеральными, нежели националистическими (а преобразования куда глубже, чем на Украине или, например, в Грузии). Хотя фактор "русского сепаратизма" играл важную роль в распаде СССР, он не доминировал в политике новой России (несмотря на то что русские составляют 87% населения страны – больше, чем коренные французы во Франции, где только выходцев из стран Магриба – почти 10% населения). Если украинцы лишь год назад открыли для себя демократию, то русские уже трижды – в 1993-м, 1996-м и 1999 годах – подтверждали свой выбор. Новая Азия Как бы то ни было, период постсоветской трансформации завершается, яркое подтверждение чему – усиление позиций Москвы в Средней Азии. Минувший год выдался бурным – революция в Киргизии, кровавые беспорядки в узбекском Андижане, неудачная попытка госпереворота в Азербайджане. То, что эти события не привели к дестабилизации региона, – во многом заслуга Москвы, которая активизировала азиатское направление своей политики. В частности, это заслуга Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), в рамках которой России, Казахстану и Китаю удалось предложить странам Средней Азии выгодную модель экономических отношений и наметить контуры общерегиональной системы безопасности. До недавнего времени российскую власть не слишком волновали процессы, происходящие в Средней Азии. Во многом потому, что тут, в отличие от Украины, итоги состоявшегося пересмотра баланса обязательств Москву вполне устраивали. За исключением умеренного военного присутствия в Таджикистане и наркотрафика Средняя Азия России почти ничего не стоила, напротив – приносила доход (гастарбайтеры и транзит нефти и газа). Отношение к региону изменилось по двум причинам. Во-первых, взрыв в регионе, до которого оставался один шаг (достаточно было, чтобы Ислам Каримов дрогнул под напором западной критики), мог резко увеличить издержки России по поддержанию стабильности в Средней Азии. Во-вторых, стало понятно: азиатские энергетические проекты сулят в недалеком будущем колоссальные экономические и политические дивиденды. Благодаря им Россия может стать для растущих экономик азиатских гигантов тем же, чем уже является для Европы, – крупным и супернадежным поставщиком энергоресурсов, гарантом энергобезопасности. Конкретный интерес Индии и Китая к проектам газопроводов через Центральную Азию означает: некоторое увеличение российских военно-политических и экономических обязательств по поддержанию стабильности в регионе становится рентабельным. Впрочем, очевидно, исторические обстоятельства таковы, что для России роль лишь "еще одного контрагента" проигрышна. Мы далеко не самая богатая и влиятельная страна в мире. Российское руководство это понимает. Поэтому прозвучавшее в конце года во время визита в Чечню заявление Владимира Путина о том, что Россия – лучший друг и защитник ислама, нельзя сводить лишь к внутренней политике. Это серьезная внешнеполитическая заявка, которая была сделана накануне визита в Малайзию и была услышана. Позиция защитника традиционного ислама открывает для России широкие возможности сотрудничества с мусульманскими странами. Более того, этот шаг абсолютно закономерен и неразрывно связан с европейским вектором. Он полностью вписывается в логику горбачевской внешней политики – одновременно наладить отношения с исламским миром (вывод войск из Афганистана) и сблизиться с Западной Европой, отказавшись от планов большой войны в Европе (идея "общеевропейского дома"). Третья цель – нормализовать отношения с Китаем – уже достигнута. Главный пункт программы Путину удалось восстановить целостность и работоспособность российской внешней и внутренней политики, которая была нарушена в середине 90-х. Конечно, она не идеальна и не лишена ошибок, но она внутренне непротиворечива и базируется на реальных возможностях и интересах страны, а не на мифах и комплексах. А кроме того, преемственна по отношению к изначальной российской политике, что явно способствует укреплению российской государственности, становлению российской нации. Всякая иная политика – безоглядное стремление на Запад, примитивный изоляционизм или агрессивный империализм – одинаково гибельны. Они означали бы конец современной России со всеми ее плюсами и минусами, означали бы новый период неопределенности и хаоса на постсоветском пространстве. В целом Россия продолжает последовательно двигаться в избранном направлении. Умеренный либерализм в политике и экономике, строительство национального государства, опора на сырьевой сектор, переход к политике разумной достаточности в военной сфере и приоритет разработок высокотехнологичных видов вооружений – по всем этим направлениям достигнут определенный прогресс. Где-то он заметен невооруженным взглядом, где-то незначителен, где-то происходит определенный откат после слишком резких перемен, где-то идет поиск новых форм и восстановление утраченного потенциала, но в целом достигнутые успехи отрицать невозможно. Как написал недавно в газете Boston Globe директор Бельферского центра политологии и международных отношений Школы управления при Гарвардском университете Грэхем Аллисон, "кто бы мог вообразить, что Россия станет стабильной – после многих лет, в течение которых столь же высокой, что и вероятность стабильности, была вероятность дальнейшей дезинтеграции бывшего Советского Союза. Если сравнивать с нашими самыми грандиозными надеждами – Россия разочаровывает. В сравнении с нашими самыми мрачными страхами – кто бы мог вообразить сегодняшнюю Россию?". Впрочем, несмотря на все успехи, есть один пункт намеченной в начале 90-х программы, который был выполнен хуже всех: в стране так и не появилось мощной инновационной индустрии, нет развитого хайтек-сектора. Именно уверенность российских элит в том, что на базе советского ВПК и академической науки в стране удастся создать мощную высокотехнологичную промышленность, продукция которой будет востребована на мировом рынке, было одним из основных факторов, определивших судьбу СССР. Однако сделать удалось значительно меньше, чем ожидалось. Но именно факт, удастся ли России конвертировать свое научно-технологическое лидерство в таких сферах, как атом, космос, материаловедение и другие, в конечном итоге и определит будущее нашей страны. Победы в геополитических войнах лишь создают хорошую основу для прорыва.
Павел Быков
источник:
Последние материалы раздела
Обсуждениеvitaly2k
Русский Левша подковал аглицкую блоху. А что если камень британской разведки подвергнуть огранить под брусчатку. Будет незаметно как подкова на блохе. vitaly2k
Поучительна судьба Левши. Будучи с генералом в Англии он подметил, что "аглицкие ружья кирпичом не чистют, наши чистют кирпичом". Возвратившись в Россию он пытался предостеречь, что такое обращение с оружием приведет к ослаблению обороноспособности российской армии... Однако не был услышан и покончил жизнь в психушке. Добавить комментарийОбсуждение материалов доступно только после регистрации. |