Дискуссии

« вернуться к списку

версия для печати

В одиночку не сыграть в инновации

Кандидат медицинских наук Евгений Зайцев. Фото с сайта www.strf.ru Справка STRF.ru:
Зайцев Евгений, основатель и генеральный партнёр американского венчурного фонда Helix Ventures, успешный венчурный капиталист с многолетним опытом инвестиций в области медицины и биофармацевтики. Член правления ряда биотехнологических компаний в Кремниевой долине (США). Кандидат медицинских наук, MBA (Stanford School of Business)

Где лучше всего заниматься инновациями, каким компаниям можно обойтись без венчурных инвестиций и когда в России заработает этот институт развития, STRF.ru рассказывает известный венчурный капиталист из Кремниевой долины Евгений Зайцев.

– Инновации сами по себе не возникают. Для этого нужна плодородная среда. В Кремниевой долине в любое время можно зайти в какое-нибудь кафе и увидеть людей, которые сидят за компьютерами, рисуют презентации, обсуждают проекты. Там постоянно проходят какие-то мероприятия, круглые столы. Каждый день. А иногда и по нескольку раз в день. Для того чтобы инновационные идеи подхватывались партнёрами, нужна площадка, где люди могут общаться. Именно в ходе такого общения часто рождаются новые идеи или заключается "брак по расчёту". Инновации – такое явление общественной жизни, которое требует вовлечения разных людей. В одиночку в инновации не ходят.

Вопрос привлечения инвестиций – творческий. Многие представители бизнеса не подходят на роль венчурного капиталиста. И в то же время не всем компаниям могут понадобиться венчурные деньги. Кому-то из них лучше развиваться самостоятельно, не тратя драгоценное время на поиски потенциального инвестора. Гораздо эффективнее привлечь венчурного капиталиста в качестве партнёра – чтобы он помог выйти на рынок, найти деньги, пройти через все преграды, которые стоят между идеей, готовым продуктом и рынком.

Какие именно компании не нуждаются в венчурных инвестициях?

– Венчурные инвестиции – очень дорогой источник капитала. Предпринимателю приходится расстаться с половиной своей компании – иногда чуть больше, иногда меньше. Всё зависит от стоимости компании на данной стадии развития. Для многих бизнесов это просто не имеет смысла.

К венчурным относятся компании, которые за пять-восемь лет можно "вырастить" до 100–200 миллионов долларов капитализации.

Я, например, ищу компанию, в которую сегодня могу вложить миллион долларов, а через пять лет получить после её продажи десять миллионов. Не каждая компания способна на такой взрывной рост. Только та, в которой есть быстрорастущие активы. В частности, в биофармацевтике это интеллектуальная собственность на доклинические и клинические испытания. Мы приближаем продукт к рынку и за счёт этого увеличиваем капитализацию компании с нескольких миллионов до десятков, а то и сотен миллионов. Во многих случаях мне бывает даже неинтересно, когда компания начинает продавать продукт.

Один из последних успехов, которым мы гордимся, связан с нашей компанией BiParSciences (разрабатывала онкологический препарат, который будет эффективен, скорее всего, против разных видов рака). В неё было проинвестировано порядка 50 миллионов долларов. И менее чем через пять лет, в 2009 году, мы её продали за 500 000 000 долларов Sanofi Aventis. Покупателя я нашёл через российского учёного в университете Калифорнии, Сан-Франциско.

Для того чтобы принять решение об инвестициях в какую-то компанию, недостаточно пообщаться 10–15 минут. Требуется серьёзный анализ. Как правило, первый диалог между разработчиком и инвестором длится несколько часов подряд: хочется всё выяснить, понять – в первую очередь технологию, во вторую очередь – какой это рынок, насколько он большой, насколько тенденции на рынке благоприятствуют развитию этого бизнеса.

Хватает ли сегодня компаний, в которые можно инвестировать?

– Да, рынки сегодня не пустуют, они переполнены. В особенности, если мы посмотрим на глобальные рынки, там практически для всех вопросов есть решение. И конкурировать на глобальном рынке очень сложно. Конкурировать на российском рынке проще. Но этот рынок значительно меньше. Привлекая венчурные деньги, надо ориентироваться на глобальный рынок. И для этого надо понять, что на нём происходит.

Я вижу совершенно потрясающие сделки и замечательные компании, в которые можно вкладывать деньги. У меня нет недостатка в компаниях.

Я особенно не ищу новых сделок. В год веду до тысячи высококачественных компаний, которые ко мне приходят за капиталом.

Конечно, я наблюдаю за тем, что происходит в разных странах, в том числе России. В конце мая был в Томске на инновационном форуме. Я сам из Сибири (из Барнаула), в Томске защищал кандидатскую диссертацию. По сравнению с тем, что я здесь видел год назад, прогресс очевиден. И по количеству компаний, и по качеству – что самое главное. Может быть, жители этого не замечают. Я продолжаю слышать отзывы типа: "А, у нас ничего интересного нет!" На самом деле всё не так, есть положительные сдвиги.

У меня в Сибири много друзей, тех ребят, которых я поддерживаю. Мы пытаемся здесь выстроить инновационную экосистему. Для меня это важно.

Как Вы оцениваете потенциал российского рынка, в частности биофармацевтического?

– В России он практически не развит. Его не замечают растущие западные компании, он им не интересен. Тем не менее он быстро растёт и уже через некоторое время будет в несколько раз больше, чем сейчас. В России очень большое население. От этого, как правило, зависит размер фармацевтического рынка. Если всех нуждающихся обеспечить необходимыми лекарствами, рынок станет чуть поменьше, чем в Соединённых Штатах. Страна движется в этом направлении. Выходить на российский рынок можно и нужно.

Сегодня инновационный бизнес очень дезинтегрирован. Компания может разрабатывать продукт в одной стране или в нескольких, менеджмент находиться в третьем месте, а инвесторы – в четвёртом.

Конечно, в мире вполне реально найти некий центр капитализации. Но по большому счёту любой бизнес глобален. Так что России с её инновационной средой, которая только начинает интегрироваться в мировую экосистему, важно учитывать эти тенденции. Часть бизнеса можно вести в России на очень высоком уровне. Тем более, что здесь есть поддержка государства. Инфраструктура сама по себе долго развивается. Как правило, она идёт за компаниями. Сейчас строятся разнообразные кластеры и свободные экономические зоны. Если вы поедете в Америку, там не найдёте никаких кластеров.

Сейчас в России это модное явление.

– Да. Я понимаю, почему оно существует. И даже его поддерживаю – несмотря на то, что в Америке нет никаких фармкластеров. Там компании кластеризуются вокруг академических центров, вокруг университетов. Там, где скапливаются инновационные компании, появляется инфраструктура, сервисные фирмы (банкиры, консультанты, юристы). Там появляются R&D сервисы. Это происходит естественным путём. Например, если сейчас приехать в Кремниевую долину, можно будет сказать: "О, у них тут отличный биомедицинский кластер!". Но туда никто никого не сгонял.

Вернёмся к венчурному инвестированию. Многие считают, что в России этот институт не развит, находится на стадии формирования. Как Вы оцениваете его перспективы?

– Действительно, рынка венчурного капитала в России пока нет. Сегодня только существует большое количество фондов. Их создание обычно инициирует какая-нибудь государственная организация или частная. А потом возникает вопрос: кто бы мог управлять этим фондом? Как правило, назначают какого-то специалиста из банковской сферы или из консалтинга. Однако управление венчурным фондом – это совсем другой бизнес. Его надо знать, надо иметь опыт. А таких людей на российском рынке удручающе мало. В этом плане будет очень хорошо, когда глобальные фонды/глобальные венчурные фирмы придут в Россию. С одной стороны, это покажет, что здесь уже есть рынок, а с другой – они принесут много знаний и умений.

А если просто менеджеров из-за границы привлекать, назначать их управленцами таких фондов? Не будет ли это решением?

– К сожалению, это невозможно на сегодняшний день. Большинство таких фондов работают по совершенно нерыночным механизмам. Скажем, организационно-правовая форма фондов, созданных с участием государства, не позволяет привлечь профессионалов из-за отсутствия системы мотивации. Часто есть какие-то инвестиционные ограничения. Все эти крючки и грузики, навешиваемые на фонды, являются рисками снижения доходности. Такие фонды непривлекательны ни для профессиональных управляющих, ни для профессиональных институциональных инвесторов, которые в такие фонды могли бы вложить деньги. Очень важно развивать в России институциональную систему – юридические и венчурные формы, которые будут приемлемы для всех игроков.

Когда в России, по Вашим оценкам, сформируются институты развития? Когда они заработают?

– Я не думаю, что речь идёт о десятилетиях. Скорее всего – о годах. В районе пяти лет. Это постепенно развивается. Не бывает так, что взяли и организовали институты развития, "Сколково", и всё резко забурлило. Это длительный процесс. Вообще любые инвестиции в инновации на институциональном уровне (или на уровне одной компании) – это очень долговременный процесс. К этому все должны быть готовы.

Муравьёва Марина

источник: STRF

Последние материалы раздела

• 30 декабря 2016
  Диссертация Мединского как летучий голландец
• 30 декабря 2016
  Работа есть — денег нет
• 29 декабря 2016
  "Основной удар придется на московские и петербургские институты"
• 29 декабря 2016
  Советник Путина: Россию могут отключить от интернета
• 28 декабря 2016
  Драйверы инноваций

Обсуждение

Добавить комментарий

Обсуждение материалов доступно только после регистрации.

« к началу страницы