|
||||||||||||||||||||||||||||
Все права защищены и охраняются законом. Портал поддерживается При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на http://ipim.ru обязательна! Все замечания и пожелания по работе портала, а также предложения о сотрудничестве направляйте на info@ipim.ru. © Интернет-портал интеллектуальной молодёжи, 2005-2024.
|
Молчание молодых ягнят25 марта 2011 22:48
Студент готов бороться? "Мелких акций протеста вы найдёте достаточно, – считает ведущий научный сотрудник отдела общественно-политических исследований "Левада-центра" Наталья Зоркая. – Мы своими средствами массового опроса можем определить их долю – она мизерна. Есть локальные инициативы неких студенческих объединений. Какие-то студенты работают с партиями. Но в целом наша молодёжь аполитична в том смысле, что уровень её политического участия очень низок по сравнению с развитыми западными обществами. Только около одного процента российских студентов состоит в политических партиях и общественных организациях. Но эта цифра находится в пределах статистической погрешности". Уровень участия молодёжи в выборах, которые в нашей стране сегодня являются едва ли не единственной формой политической активности, доступной практически всем, также довольно низкий. По данным ВЦИОМ, в выборах в органы регионального и местного самоуправления, которые прошли в октябре прошлого года в 77 субъектах РФ, готовы были принять участие только 25 процентов молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет и 37 процентов 25–29-летних. "Молодые могут быть более критичны по отношению к происходящему в стране, но они совершенно не готовы к тому, чтобы эту критичность как-то афишировать, конвертировать в общественно-полезные действия", – полагает Зоркая. По мнению директора Института глобализации и социальных движений Бориса Кагарлицкого, во многом такая политическая аморфность молодёжи связана с теми социальными условиями, в которые поставлены 18-29-летние. "Когда Маркузе писал о студентах как революционерах-радикалах, он апеллировал не к молодости, а к определённым социальным кондициям, – отметил Кагарлицкий, выступая не так давно на социологическом симпозиуме "Пути России". – В те времена студент не был включён в систему воспроизводства общества, он не работал по найму в неких корпорациях. Он был максимально выключен из системы консервативных ценностей и прочее. Наши современные студенты никак не подходят под это определение. А кто подходит? Пенсионеры!". Поэтому единственным протестным движением или неким его подобием в современной России, стала "революция бабушек" в 2005 году, когда из-за решения правительства монетизировать льготы на улицы вышли тысячи пенсионеров. Касался этот вопрос и студентов. "Но, по всем нашим данным, сами студенты не проявили тогда никакой инициативы, чтобы поддержать пенсионеров, – рассказывает Наталья Зоркая. – Это вообще характерно для нашего общества – социальная атомарность, разрозненность, разумный эгоизм". Хроника пассивности Большинство студенческих выступлений носит точечный характер, протестующие очень редко находят поддержку и понимание со стороны своих сверстников. "Говорить о каком-то студенческом братстве крайне трудно. Здесь играет свою роль социальное расслоение. Прежде всего оно зависит от типа вуза, его территориального расположения и престижности. В рамках самих университетов есть разделение на платников и бесплатников. К тому же ценности качественного образования, по нашим исследованиям, не так значимы. Молодым людям важнее получить диплом, а применение и совершенствование в своей специальности менее актуальны", – полагает Зоркая. Примером студенческого протеста, не достигшего своей цели из-за отсутствия поддержки, можно считать события четырёхлетней давности на социологическом факультете МГУ. Весной 2007 года группа из нескольких студентов выступила против плохих бытовых условий на факультете, коррупции и низкого качества образования. В результате ситуация на факультете кардинально не поменялась, а четверо активистов были отчислены "за академическую неуспеваемость". В затяжном конфликте учащихся МГУП с руководством вуза тоже просматривается отсутствие студенческой взаимовыручки. Против проводящихся реформ в университете протестуют, в основном, студенты факультета графических искусств. Учащиеся других факультетов этого же вуза не поддерживают их, а иногда даже помогают администрации университета бороться с протестным движением. Но ещё более удивительные вещи творятся с молодой порослью Российской академии наук. На митинге профсоюза работников РАН в октябре прошлого года число присутствующих аспирантов и молодых учёных можно было сосчитать по пальцам. Это при том, что основные требования митингующих касались как раз молодёжи: увеличение стипендий аспирантам, предоставление ставок молодым учёным. "Я слышал обо всех этих акциях протеста, но сам в них не участвовал, – рассказывает учёный секретарь Совета молодых учёных (СМУ) РАН, научный сотрудник Института машиноведения им. А. А. Благонравова РАН Максим Прожёга. – Я не видел в них особой необходимости. Но если Московская региональная организация профсоюза работников РАН решит провести ещё один пикет, я там буду. Всё-таки я сейчас являюсь председателем профкома нашего института. Если бы вы были просто молодым учёным, а не председателем профкома, пошли бы? – Если честно, молодому учёному пока не до этого. Если работа есть, он занят. Есть заработок, зачем бастовать? А если есть какие-то недостатки, нет работы, он найдёт её в другом месте и всё равно не пойдёт митинговать. Я, как молодой учёный, очень сомневаюсь, что кому-то ещё хочется участвовать в этих акциях протеста". Административный ресурс "Мне кажется, большую роль в нежелании наших студентов и аспирантов проявлять хоть какую-то активность играет то, что административные последствия подобных выступлений могут оказаться фатальными, – считает гендиректор Центра политической информации Алексей Мухин. – Возможно даже, что эти административные последствия и не наступят – но вероятная угроза останавливает студентов, предупреждая их от необдуманных политических шагов. Надо сказать, администрации вузов этим активно пользуются". Подтверждением его слов можно считать историю, случившуюся не так давно с аспирантом факультета политологии НИУ-ВШЭ, председателем Бюро движения "Солидарность" Ильёй Яшиным, которую он описал у себя в ЖЖ. В начале февраля Яшина вызвали "на ковёр" к проректору Высшей школы экономики Евгению Артёмову по поводу загадочного письма, в котором со ссылкой на МВД сообщалось, что "аспирант Яшин И.В. принимает участие в запрещённых властями акциях протеста и противоправных действиях". В ректорате попытались взять с аспиранта письменное объяснение, однако он этого делать не стал. "К сожалению, это возрождение самых негативных советских традиций в современной российской жизни, когда людей за оппозиционную протестную деятельность пытаются преследовать по месту работы и учёбы. Мне кажется, в демократическом государстве это совершенно недопустимо, – прокомментировал корреспонденту STRF.ru эту ситуацию сам Яшин. – Фактически имела место попытка с помощью административного ресурса оказать не правовое, а моральное давление на человека, который критикует власть". Другой подобный случай произошёл в Санкт-Петербурге. В конце февраля этого года прокуратура Центрального района города обратилась к руководству СПбГУ со странной просьбой: предоставить информацию о неблагонадежных студентах – неформалах и участниках несанкционированных митингов. Служебная записка проректора по учебной работе Николая Каледина с поручением выполнить просьбу прокуратуры появилась на сайтах питерских СМИ. Стоит напомнить, что сбор подобной информации руководством вуза и передача её в другие инстанции противоречат Федеральному Закону № 157 "О персональных данных" и части 1 статьи 24 Конституции Российской Федерации. Руководство университета было вынуждено признать: прокуратура действительно просила вуз предоставить им список неблагонадёжных студентов. Однако в СПбГУ отказались сотрудничать с прокурорами. "Университет никогда не собирал и не будет собирать такого рода персональную информацию. Это не входит ни в его компетенцию, ни в обязанности, ни в желания", – говорилось тогда в официальном комментарии пресс-службы СПбГУ. Однако, по сообщениям студентов университета, подобные списки действительно стали составляться, правда, потом это всё было прекращено. "Такая практика повсеместна, – уверен Илья Яшин. – Подобные письма из МВД и других министерств рассылаются по поводу очень многих студентов, аспирантов. Когда они приходят на собеседования в ректорат, их там встречают сотрудники ФСБ, разных центров по противодействию экстремизму. Нельзя допустить, чтобы в вузах "закручивались гайки". За кем будущее? Однако кто этого не допустит, пока неясно. "У нас в стране очень слабо развита корпоративная студенческая культура, – отмечает Алексей Мухин. – Студенты часто не знают своих прав. В Европе прямо противоположная ситуация. Во всяком случае, во Франции. Там власти реально опасаются студенчества, потому что они – довольно быстро самоорганизующаяся корпоративная страта". Даже в соседней Украине студенты имеют куда более активную гражданскую позицию. "Совершенно очевиден вклад студенчества в "оранжевую революцию", – отмечает Наталья Зоркая. – Студенты были очень активны на протяжении всей этой истории, вели переговоры с другими группами, стремились к тому, чтобы дело не дошло до насилия, перетягивали на свою сторону новых участников. Они были активистами. У нас такого нет". Общественно-политические движения, пользующиеся государственной поддержкой (по данным Федерального агентства по делам молодёжи, в нашей стране сейчас насчитывается 11 таких организаций) вряд ли смогут как-то изменить пассивный настрой 18–29-летних. По мнению Алексея Мухина, на то есть две причины. Во-первых, официоз всегда отталкивает молодёжь, во-вторых, такого рода движения действуют, как правило, на бюджетной основе, то есть просто "осваивают" деньги, копируя в этом "взрослые" организации, и никакой самостоятельности фактически не имеют. "Консолидировать наше студенчество, скорее всего, смогут сетевые организации преимущественно радикального свойства, – полагает Мухин. – Это не обязательно националисты. Могут быть радикалы разного пошиба". Получается, в нашей стране социальный протест молодёжи может принимать только агрессивные формы? – Да, безусловно. Нет форм выражения этого социального протеста более-менее официальных и приемлемых для государства. Причина проста: молодёжной политики как таковой нет". Чтобы услышать мнение наиболее заинтересованной стороны в этом вопросе, корреспонденты STRF.ru вышли на улицы пообщаться с образованной российской молодёжью. Участвуете ли в какой-либо протестной деятельности? Савва Шапошников, студент 1 курса физического факультета МГУ: Меня многое не устраивает. Но моё участие в подобных акциях мало что может изменить в нашей стране. На мой взгляд, митинги – это глупый вариант времяпрепровождения. Антон Иванов, студент второго курса физического факультета МГУ: Если бы что-то намечалось, я бы поучаствовал. Пока вроде ничего не планируется. По крайней мере, я об этом не слышал. Честно говоря, боюсь, что если что-то и будет планироваться, я об этом не узнаю. У нас всегда с этим проблемы. Никто не в курсе. Арман Залибеков, студент третьего курса химического факультета МГУ: Мы живём в такой стране, где лучше учиться, чем ходить на митинги. Пусть даже без стипендии. Денис Мельник, студент третьего курса химического факультета МГУ: Нет. Сейчас на химфаке расклеены призывы молодёжной ячейки "Яблока": приходите к нам на собрание. Всё замечательно, только закончится это либо игнорированием со стороны аудитории, либо ОМОНом. У нас в стране только два варианта. Михаил Анненков, аспирант физического факультета МГУ: Нет. Наверное, люди, которые специализируются на протестах и митингах, и должны на них специализироваться. А аспиранты-физики должны специализироваться на науке. Это разные области. Если аспирант будет митинговать, когда он будет заниматься делом? Не очень понятно. Мария Дарий, научный сотрудник кафедры химии природных соединений химического факультета МГУ: Я не участвую. Большинство моих коллег тоже. Наверное, так получается, потому что те, кто здесь работает, достаточно аморфны в плане социальных протестов. Вот я, например, жутко аморфная. Я слежу за политической ситуацией, но выражать протест не горю желанием. Вы верите в эффективность подобных акций? Антон Иванов: Нет. С начала ХХ века практически ни одна акция не принесла пользу. Денис Мельник: Я не верю в людей. Даже если представить себе, что на дворе у нас демократия и мы чего-то добьёмся, на место старых чиновников придут такие же бессердечные и совершенно не интересующиеся проблемами молодёжи бюрократы. Допустим, выйдем мы сейчас "на майдан", устроим личный 1991 год. Затем будет восемь лет кризиса, падение ВВП в 10 раз, закрытие последних производств… Разве нам это надо? Мария Дарий: Абсолютно не верю. Как вы думаете, с чем связана низкая политическая активность ваших ровесников? Мария Дарий: Думаю, здесь виновата лень. Плюс люди не верят, что можно что-то изменить. Если люди пытаются выразить какой-то протест, это всё подавляется – причём в довольно грубой форме. Мне кажется, людям просто не хочется с этим связываться и нервы себе портить. Реально люди устали. Им и так тяжело – на работе за копейки еле-еле крутиться, да ещё куда-то дополнительно идти, выражать протест. Трудно это.
Еникеева Альфия
источник:
Последние материалы раздела
ОбсуждениеДобавить комментарийОбсуждение материалов доступно только после регистрации. |