|
||||||||||||||||||||||||||||
Все права защищены и охраняются законом. Портал поддерживается При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на http://ipim.ru обязательна! Все замечания и пожелания по работе портала, а также предложения о сотрудничестве направляйте на info@ipim.ru. © Интернет-портал интеллектуальной молодёжи, 2005-2024.
|
Чудеса в решете, или кто спасёт российскую науку18 февраля 2011 23:00
Чудо-"Сколково" Недавно в частной переписке учёный известного европейского университета спросил меня: правда ли, что мы, живущие в России, настолько наивны, что верим в спасение нашей науки и успех модернизации? Я ответила, что, может, и не верим всерьёз и порой даже потешаемся над затеями властей, но в душе, конечно, надеемся на победу добра над злом. На дискуссии в сахаровском центре мне показалось, что я не ошиблась в "наших настроениях". Участники встречи ругали как нынешнюю систему организации науки, так и попытки её преобразования; затруднялись сказать, куда идёт наша наука и в целом страна, недоумевали, что ещё они могут сделать для всеобщего спасения, и одновременно соглашались с тем, что сегодняшний вариант развития событий с ФЦП, мегагрантами и "Сколково" если уж не лучший, то точно не худший или даже единственно возможный в сложившихся условиях. "Чем спасённая наука отличается от неспасённой? Чем конкурентоспособная российская наука по своему облику могла бы отличаться от неконкурентоспособной? Где пролегает эта грань, в чём она состоит? Что за зверь такой – общенациональная наука?" – заваливал сам себя, оппонентов и аудиторию риторическими вопросами директор по прикладным исследованиям Российской экономической школы (РЭШ), советник министра экономического развития Игорь Федюкин и признавался, что чёткого понимания, какой должна быть российская наука через 10 лет, сегодня ни у кого нет. Отрицательно ответил он и на вопрос о способности амбициозных проектов, типа мегагрантов и "Сколково", обеспечить блестящее будущее отечественной науки. "Ни проекты, ни отдельные личности – Андрей Фурсенко, Михаил Ковальчук или Михаил Гельфанд с Константином Севериновым – не спасут науку, – подчеркнул Игорь Федюкин. – Это невозможно. Сама постановка вопроса отсылает нас к мифологическому сознанию, что где–то есть волшебный талисман или отважный герой, с появлением которого свершится чудо". Чудесного "исцеления", по мнению администратора РЭШ, точно никто не обеспечит. В частности, с проектом "Сколково" лучше отождествлять такие простые задачи, как формирование среды для коммерциализации результатов научной деятельности, создание новых механизмов управления исследовательскими процессами и способов интеграции российской науки в мировую, возможности привлечения известных зарубежных учёных к отечественным проектам. Хотя, по-моему, если бы всё перечисленное удалось реализовать на практике, это как раз и было бы настоящим чудом. По крайней мере, тогда хотя бы стало понятно, для чего Минэкономразвития России, контролируя изрядную долю дорогостоящей инновационной инфраструктуры, недавно выпустило в свет документ под названием "Стратегия инновационного развития", в котором авторы в числе прочего представили своё видение будущего сектора исследований и разработок. И это тоже своего рода волшебное действо, так как МЭР РФ никак не отвечает за развитие науки и образования в нашей стране. Но видение имеет… Большой шум приезжих Вопрос об утечке мозгов больше всех волновал заведующего лабораторией Института молекулярной генетики РАН и Института биологии гена РАН, профессора Университета Ратгерса (США) Константина Северинова, который четыре года назад предпринял попытку повернуть течение вспять, то есть "притёк" обратно в Россию из тогда ещё благополучной Америки. С тех пор он ведёт не только научные проекты на родине, но и идеологическую борьбу против засилья бюрократии в науке и за лучшие условия каждому настоящему учёному. В ходе дискуссии Константин Северинов отметил, что главная ошибка организаторов российской науки в том, что, в отличие от своих американских коллег, они поддерживают организации, а не людей. Может, и не в буквальном смысле, поскольку конкурсы у нас тоже по большей части выигрывают конкретные лаборатории и исследователи, но фактически получается так, что "какие бы организационные формы ни пытались придумать реформаторы (безусловно, с самыми лучшими намерениями), к сожалению, человек во главе угла никогда не оказывается. "Американское научное сообщество устроено так, что личные карьерные устремления молодого человека оказываются в линии с тем, как устроено само сообщество, – конкретизировал Северинов. – У меня за последние три года защитились 10 человек, и все они уехали, за исключением одного, который сейчас очень жалеет, что остался. Они работают в Йеле, Гарварде, Имперском колледже". Виноваты в этом, по мнению учёного, все сразу: и Российская академия наук, "окопавшаяся научная структура, не принимающая людей, которые пытаются быть лучшими в своих областях", и Минобрнауки, где "множество благих начинаний обкладывается таким количеством бумажек, что теряется весь позитивный смысл". При такой системе, полагает Северинов, в наш медвежий угол вряд ли будут приезжать даже представители диаспоры – не то что зарубежные учёные! А те, кто всё же "купится" проектами мегагрантов и "Сколково", лучшее, что смогут сделать для нашей науки, это даже не провести какие-то выдающиеся исследования (они не изменят коренным образом ситуацию в российской науке), а поднять большой шум по поводу того, как у нас тут всё неправильно работает. Заместитель директора по науке Института проблем передачи информации РАН, профессор факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ Михаил Гельфанд добавил к вышесказанному, что проблемы ещё шире и что решать их нужно в контексте всей нашей неправильно работающей экономической системы, в которой нет заказчика ни у технологических достижений, ни у института качественной научной экспертизы. "Можно сколько угодно делать втык руководителям госкорпораций за то, что они мало внимания уделяют инновациям, но до тех пор пока экономика не будет вынуждать их к этому, они этого делать не будут", – резонно заметил он. Традиционно Гельфанд прошёлся и по 94-ФЗ, который, честно говоря, непонятно, как ещё держится под напором критики учёных, ведь со стороны всё так просто и ясно: разумнее, если не страна будет подстраиваться под удобные Минэкономразвития правила, а наоборот, Минэкономразвития – писать правила, удобные стране. Выступление известного биолога и по совместительству заместителя редактора газеты "Троицкий вариант" было логичным, я бы даже сказала фундаментальным, и возражать ему, разумеется, никто не стал. Наука – это бизнес Более приземлённые и одновременно провокационные темы предложил обсудить директор департамента Минобрнауки, бывший прикладной учёный Геннадий Шепелев, построивший своё выступление на тезисах, которые, как мне показалось, заводили аудиторию гораздо сильнее, чем рассуждения о вечном (а может, к тому времени аудитория уже просто "разогрелась"). "Для чего нужна наука? Для повышения конкурентоспособности экономики, генерации новых знаний, образования и экспертизы, – сказал Геннадий Шепелев. – Наука должна взаимодействовать с промышленностью, сама с собой, то есть фундаментальная – с прикладной, и образованием. При этом, по сути, знания обмениваются на деньги (часто это госфинансирование): продаются промышленности, переходят от одних учёных к другим или перетекают в сферу образования. То есть науку надо воспринимать как некий бизнес по производству знаний". Последний тезис про бизнес в аудитории, состоящей в основном из учёных и настроенной проводить чёткий водораздел между фундаментальной и прикладной наукой, был более чем смелым, хотя, скорее всего, представлял собой очень условную формулировку. Цели он достиг сразу – вызвал реакцию протеста, которая, впрочем, не помешала докладчику рассказать и о возможных рынках науки. "Для нашей науки рынком в основном является государство, – отметил Шепелев. – Госфинансирование идёт через различные фонды, программы, производственные компании, оплачивающие нужные им технологии. Масштаб всего российского рынка, по последним данным, составляет 1,24 процента ВВП. Из них примерно 65 процентов – госфинансирование и 35 процентов – прочие источники, среди которых доля бизнеса – 20–25 процентов. Требование учёных об увеличении объёмов финансирования науки вызывает встречный вопрос: за счёт каких источников?" Сравнительные данные о доле госфинансирования в России, США и Японии, представленные чиновником, дают похожую картину: на науку во всех этих странах из бюджета идёт менее 1 процента ВВП. Расхождения по вкладам бизнеса, напротив, серьёзные за счёт того, что он вкладывает 20, 70 и 80 процентов, соответственно в РФ, Штатах и Японии. В качестве одной из главных причин недофинансирования российской науки со стороны коммерческого сектора директор департамента назвал качество научного менеджмента: его неумение "продать" товар на свободном рынке, показать собственную мощь и важность. Не говорят учёные о том, что они производят (посредством прессы или каким-то иным способом), тем, кто может за это заплатить. По его наблюдению, большинство исследователей, привыкших работать в распределительной системе бюджетных средств, не нуждаются в независимой оценке своего труда и решительно держат оборону против каких-либо внешних экспертиз. В результате снижается количество и качество публикаций и не происходит ротации кадров. Для того чтобы поправить этот перекос и если не уговорить, то принудить бизнес общаться с наукой, созданы технологические платформы. Станут ли они палочкой-выручалочкой или превратятся в очередной "инструмент тонкой настройки", сегодня сказать нельзя, просто статистика ещё не наработана. Популярное в научных кругах мнение о том, что российская экономика не восприимчива к инновациям, Геннадий Шепелев опроверг простыми фактами (где есть статистика). Например, на конкурс, предусматривающий кооперацию вузов с производственными компаниями (постановление правительства № 218), подали заявки более 800 предприятий. Если бы все они были приняты, то есть государство взяло бы на себя обязательство выступить соинвестором в представленных проектах и разделить риски с бизнесом, то, скорее всего, наука получила бы недостающую долю негосударственного финансирования. Кроме того, в пользу восприимчивости экономики к технологиям и разработкам говорят недавние результаты ФЦП "Исследования и разработки", которым удивляются даже в Минобрнауки: по итогам прошлого года, объём производства продукции, разработанной в рамках программы, существенно возрос и суммарно уже в 1,3 раза превысил бюджетное финансирование за время действия программы. Геннадий Шепелев представил также некоторую статистику, иллюстрирующую положительную тенденцию по возрастной динамике участников научных проектов, из которой следовало, что большую часть исполнителей по ФЦП составляют молодые учёные в возрасте до 30 лет. Но в целом и господин Шепелев признал, что, даже разоблачив гипотезу о катастрофе в российской науке, он не готов дать точные ориентиры того, куда же мы движемся и к чему придём через 10 лет. Зал, между тем, именно Шепелева призывал к ответу за все беды науки и экономики, начиная от слабой поддержки малых исследовательских групп и сомнительных лотов Курчатника и заканчивая образовательными стандартами, опасностью сырьевой иглы и даже "посадками" в тюрьмы потенциальных учёных-шпионов. В неравном бою (численное превосходство было явно на стороне тех, кто ни в коем виде не приемлет Россию как "территорию возможного успеха") чиновник не падал духом, а порой наносил ответные удары по выступавшим, убедительно доказывая им, что часто они сами не понимают, о чём говорят. И, когда, казалось, напряжение достигло своего апогея, все неожиданно… подружились. Сначала один, потом другой учёный вышли к микрофону, просто чтобы поблагодарить министерского начальника за то, что он согласился участвовать в этой заведомо проигрышной для него дискуссии, и даже идеологически его поддерживали, мол, не надо всё время "осучивать" Россию. А Константин Северинов, подчиняясь переменчивым настроениям зала, под занавес сказал, что без ФЦП, которые уже есть, и без набирающих ход мегагрантов российской науке было бы гораздо тяжелее. Нет, конечно, никто не ушёл из сахаровского центра воодушевлённым грядущими переменами – все по-прежнему остались в неверии в инновационные чудеса, но надежда, кажется, окрепла без веских на то причин. Happy end.
Наталья Быкова
источник:
Последние материалы раздела
ОбсуждениеAnatoly Rykov
Фундаментальная физика на Земле, не только в России, находится в глубоком заблуждении по причине применения Птолемеевской методики: "Что вижу, то истина!". В этих условиях и при руководстве страной юристами, надежд остается очень мало для оптимистов. Грань между конкурентоспособной и неспособной к этому науки лежит в необходимости понимания природы всех физических явлений, и в первую очередь, понимания природы гравитации и инерции.
В начале этого века за 5-7 лет открыта реальная структура физического вакуума на полном основании опытных фактов экспериментальной физики. Она отвечает за природу гравитации, инерции, за рождение масс микрочастиц во Вселенной, за наличие электромагнетизма в науке и за распространение света. Я обращался к спонсору развития в Сколкове со своим открытием и получил полное его непонимание, хотя есть перспектива извлечения огромной энергии из структуры вакуума. Это непонимание простирается от теоретического отдела ФИАН до Президиума РАН и журналов УФН и ЖЭТФ. Причина этого очевидна: необходим пересмотр фундаментальной физики, сложившейся в ХХ веке. Именно по этой причине отсутствует ясное понимание пути развития физики в ближайшее время. Добавить комментарийОбсуждение материалов доступно только после регистрации. |