Интернет-портал интеллектуальной молодёжи

http://ipim.ru/discussion/4042.html (версия для печати)

Дискуссии

Рена Шерешевская: "Я 22 года пахала и делала счастливыми их. А теперь счастлива сама!"

Профессор Парижской высшей школы музыки им. Корто Рена Шерешевская. Фото с сайта www.ng.ru На любых конкурсах случаются неожиданные открытия. Вроде бы есть, используя теннисную терминологию, "посеянные" – музыканты с репутацией, – но публика ждет сюрприз, ждет участника, который вдруг заденет за живое. Таким сюрпризом стал 24-летний французский пианист Люка Дебарг, который заставил публику аплодировать до тех пор, пока в Большом зале консерватории не погасят свет (хотя сам он по регламенту повторно на поклоны не вышел). Корреспондент "НГ" Марина Гайкович поговорила с педагогом Люка в Парижской высшей школе музыки им. Корто Реной Шерешевской, в прошлом – выпускницей Московской консерватории.

– Рена, как к вам попал Люка и каким вы его увидели?

– Я увидела взъерошенного молодого человека, который вышел на сцену на своих "ходульных" ногах. Сел за рояль… Для поступления довольно взрослый. Пальцы – летают! Но сумасшедший какой-то, все словно вверх ногами играет! Из комедии трагедию делает, и наоборот. Интересно, к кому он просится? Открываю его ведомость и вижу свою фамилию. Думаю: "Боже! Я так устала!" Не зря русские во Франции называют меня Доктором Айболитом, а французы – Матерью Терезой. Один из моих бывших студентов сказал так: сейчас карьерные профессиональные пианисты во Франции делятся на две половины – одни уже занимались с Шерешевской, другие пока еще у нее не занимались. Но все-таки я Луку (я его по-русски называю) взяла. И через несколько уроков поняла, что это потрясающий парень! Он со слуха (!) учит сложнейшие пьесы вроде сонат Прокофьева, обожает джаз, читает Достоевского и Булгакова (а для молодого француза это немыслимо), да еще и любит Метнера, которого я сама обожаю.

– Как быстро пошло его развитие?

– Он начал двигаться семимильными шагами, и я ему однажды сказала: "Если ты так будешь идти, мы с тобой через четыре года выступим на Конкурсе имени Чайковского". Вообще я против, что ребята ездят без разбора по конкурсам, тогда их работа превращается в спорт, в размножение штампов. Один мой ученик в 16 лет играл на Конкурсе имени Горовица в Киеве и после этого сказал: "Моя мечта – играть на Королеве Елизавете". Я ответила, что если он хочет играть в Брюсселе, то больше на крупные конкурсы мы не ездим, а начинаем играть на маленьких, чтобы почувствовать "дрянную спортивность", обкататься. На сцене надо чувствовать себя импровизатором и вообще забыть, что это соревнование. Он взял вторую премию на Конкурсе королевы Елизаветы, это мой прекрасный ученик Реми Женье.

А когда мы с Лукой готовились к Конкурсу имени Чайковского, то даже не надеялись на такой успех. Я просто считала, что если он пройдет на первый тур, то это уже для нас будет победа! Ведь в него никто не верил, ни один человек. Более того, кое-кто из профессуры даже упрекал его в том, что он отправил заявку, дескать, выеденного яйца еще не стоишь, а уже метишь на такой солидный конкурс. Так что у меня на уроках были настоящие сеансы психотерапии, приходилось доказывать мою веру в него. А я действительно всегда в него верила, верила в его гениальность.

Он поехал на предварительные прослушивания один. А я знаю, что этому человеку нужны крылья. Написал мне: "С’est bon ("Все в порядке". – М.Г.). Потрясающий зал, великолепный рояль, я чувствую себя готовым, буду играть в свое удовольствие. Я не знаю, что они решат, но совершенство было". Он от скромности не умрет, конечно, но у него фантастические уши. Он равно слышит и минусы, и плюсы своей игры. А своему другу он вообще написал, что играл как бог (смеется).

Когда он прошел на первый тур, то попросил меня приехать. Я чемоданы в руки – и в Москву. После первого тура, чтобы вы понимали, насколько мы адекватно к ситуации относились, я ему сказала: "Если мы не пройдем, ты не опустишь руки? Через четыре года мы приедем сюда за первой премией". У меня в голове не было, что он может так сыграть второй тур и вообще, что будет вот такой прием у публики, почти массовый психоз! Он мне ответил: "У вас тут много знакомых, вы уже слышали, что я не пройду?" Потом понял, что это не так, и сказал: "Тогда пойдемте заниматься. Ведь музыка – выше всего!"

– Как вы оцениваете его выступление?

– Я впервые его услышала в такой ситуации – в таком потрясающем, даже легендарном концертном зале. Для меня это было потрясение – что он вот так может расправить крылья! Обычно я очень нервничаю, когда играют ученики. А тут у меня сначала ком в горле, а потом я расслабилась и просто начала входить в его мир, совершенно без нервов. В этом смысле он для меня здесь открылся.

Мальчик он невероятный. Здесь я с ним общаюсь каждый день, каждый час, не как во Франции. Его романтическая неспокойность меня покоряет. "Музыка – выше всего!" Такая плакатность мышления. А что он говорит о поклонниках, точнее, поклонницах, которые его сейчас окружают? На мою реплику, что это нормально, это неотъемлемая часть конкурсного мира, он сказал: "Нет, это ненормально. Настоящие поклонники – они в музыке, они понимают, что это не я, я только передаю то, что написал композитор. А у них появится завтра кто-то другой. Но музыка ведь остается…"

– Где Лука занимался до попадания в ваш класс? В буклете написано, он только в 11 лет начал музыкой заниматься…

– До 15 лет он учился в музыкальной школе, если объяснять нашими, российскими категориями, а потом поступил в Университет Седьмого округа в Париже, занялся литературой. А в 19 лет решил, что будет потрясать мир своим исполнительским искусством.

Во Франции вот такая философия подхода к детям: там существует ментальное равенство, там дети все равны. Это ужасно для тех детей, кто талантлив, они просто выброшены из общества. Я очень долго с этим боролась и борюсь, выступаю в прессе, на телевидении, объясняю…

Например, у меня есть фестиваль "Артистические династии и семьи", так вот слово "династии" они не принимают. Династии – это короли, а королям голову рубят! На кухне могут быть династии или в спорте. А в артистическом мире это не принято.

Поэтому я восхищаюсь нашей системой обучения, она самая лучшая! Как носят таланты на руках! Когда я в одном из интервью сказала "Талант – это флаг страны", один из моих французских друзей заметил, что это типичный советский лозунг.

Когда я приехала во Францию, я решила, что буду учить талантливых французов, хотя страна заполнена студентами из Азии. Кто-то упрекал, дескать, я их беру, потому что они более чувствительны. Возможно! Но я счастлива. Вчера моя ученица по имени Маруся прошла на Конкурс Лонг и Тибо, другая ученица будет играть в Лидсе, еще один – в Стамбуле, Лука выступает в Москве. Я счастлива! Но я 22 года пахала и делала счастливыми их. Они все такие разные, мои ученики. Кто-то преподает уже, кто-то выступает, кто-то вообще не занимается по моему совету музыкой, а делает что-то другое. Один в президенты даже метит.

– Для пианиста, который только четыре года профессионально занимается музыкой, да еще и в таком позднем возрасте, у него отличный аппарат. Это от природы?

– Вот что у него природное – это аппарат, да. Фантастическая виртуозность.

– Как строится ваша педагогическая система?

– Во главе моей системы Бах. Словарь Баха, на котором, как я считаю, все строится. Вот Лука сидит и поет тему из Второго концерта Рахманинова. Я его спрашиваю, а что за тема? "Ну я знаю, знаю, хорал Баха "Все мы живы", да?" Все мои ученики этим заражены, они знают, что нет ни одной ноты просто так, знают, что любую фразу можно перевести на язык баховских символов, а дальше – на язык аффектов, эмоций. Музыка – это язык аффектов, но надо понимать, что если это голые эмоции, то получается Лука в 21 год, сумасшедший (смеется). Если лишить композиторов понятия "смысл", то так и выйдет. Любую пьесу можно взять, и если в ней заложена тема ностальгии, тоски, смерти – мы обязательно обнаружим в нотах баховскую формулу креста.

Возвращаясь к Луке. Есть вещи, которые я себе даже не представляла. Вот этот полет – это химия, это метафизика! Научить можно всему. А вот как ты будешь вдохновлен и все на сцене сделаешь, это уже другое дело. Сонату Метнерамы разложили по всем символам: скажем, одна из тем по смыслу совпадает с темой баховской Прелюдии и фуги ми-бемоль мажор, которую он на первом туре играл. Во второй части – страшный крест в Allegro, который идет как немецкий марш, и т.д. Все это мы изучали. Он и сам утоп в изучении, пошел заниматься гармонией…

К каждому ученику подход разный. С кем-то надо "закручивать", закреплять найденное на уроке. С Лукой – не надо. Знаете, мы как до конца с ним работали? Час до сцены, а мне приходит в голову идея. Или ему. Ему вот это интересно – поиск. Он творит до последнего момента. Он слышит. Он думает. Он часто говорит, что музыка – это импровизация. Есть мнение, что на конкурсах надо играть "правильно". Я этого не понимаю, мне это чуждо, и Луке тоже.

Марина Гайкович

источник: Независимая газета