Интернет-портал интеллектуальной молодёжи

http://ipim.ru/discussion/2705.html (версия для печати)

Дискуссии

Соль Земли и сладость космоса в Сколково

Менеджер по координации научных проектов кластера космических технологий и телекоммуникаций "Сколково" Александр Бауров. Фото с сайта www.strf.ruСправка STRF.ru:
Александр Юрьевич Бауров – менеджер по координации научных проектов кластера космических технологий и телекоммуникаций "Сколково", выпускник физического факультета МГУ, специалист в области физической электроники и физики плазмы

Российские спутники сыпятся и сворачивают с праведных путей, однако в иннограде не теряют надежд на покорение Вселенной. Александр Бауров пифийствует об астронавтике ближайших двух десятилетий, а также повествует о сверхточных атомных часах размером с айфон, мотоциклетном шлеме со встроенной навигацией и других проектах, профинансированных "Сколково".

В апреле в "Сколково" обсуждали проект стратегии развития космической отрасли до 2030 года. Каковы ваши впечатления от нынешнего её варианта?

– Пока что она продлевает тренды федеральной космической программы. Мы наносим удар не кулаком, а растопыренными пальцами, забывая об отсутствии специалистов, денег и технологий. У нас производительность труда на предприятиях в 20–30 раз ниже, чем в США и Европе. Мы скатилась к роли космического рикши. А на мировом рынке космических услуг весь рынок выведения составляет 4%, причём России на нём принадлежит меньше половины.

Стратегия должна чётко показывать, к чему мы идём и как. Обозначить цели, которые достигает государство в целом – не министерства и крупные корпорации, не сервисы и бизнесы, а Российская Федерация.

В США такие долгосрочные цели намечала специальная комиссия при Конгрессе, совершенно не зависящая от NASA, собранная из менеджеров не только космической, но и близких к ней отраслей. Возглавляет её Норман Огастин, бывший руководитель корпорации Lockheed Martin. Комиссия решила, грубо говоря, следующее: сервисы и техника для полётов внутри лунной орбиты должны быть частными, а к более дальним рубежам – государственными, хотя возможны и смешанные проекты. Казалось бы, простой вывод. Но к нему привели десятки парламентских слушаний.

В российском варианте стратегию могла бы сформировать межведомственная комиссия при президенте. И представители Роскосмоса в ней должны обладать рядовым голосом.

Представим, что 2030 год уже наступил. Каково наихудшее для России развитие событий?

– Самый плачевный для нас вариант – попадание в полную зависимость по исполнению любой сложной космической задачи. Закрытие долгосрочных программ. Из-за кадрового голода финансирование будет прекращено. Все оставшиеся учёные из фундаментальных институтов либо умрут, либо разъедутся. А промышленность будет пребывать в агонии. Дольше всего будут держаться средства выведения, которыми мы до сих пор пользуемся со времён Глушко и Королёва. Однако рано или поздно коммерческие системы типа Falcon 9 настолько снизят риски, сроки и стоимость, что к нашим "динозаврам" уже никто не будет обращаться, за исключением, быть может, специальных заказчиков. Тогда космическая отрасль умрёт, мы её потеряем, как практически потеряли гражданское авиастроение.

А оптимистический сценарий?

– Прошла реформа отрасли. Появились по крайней мере две конкурирующие космические корпорации. Россия снова вышла на мировой рынок космических аппаратов самого разного назначения: в области телекоммуникаций, навигации, дистанционного зондирования Земли, фундаментальных космических исследований.

Мы участвуем в большом международном проекте – создании марсианского пилотируемого корабля. Его сборка идёт на базе новой космической станции – скорее всего, в одной из точек Лагранжа системы Земля – Солнце, где притяжение уравновешивает центробежная сила. Возможно, со станции будут происходить вылазки на Луну, но лунная база к тому времени вряд ли будет возведена.

Полагаю, крупные космические державы, за исключением Китая, будут выполнять долгосрочные и дорогостоящие проекты совместными усилиями. Сейчас МКС – прекрасный пример подобной коллаборации. В неё уже вложено около 100 миллиардов долларов. Это самая дорогая научная лаборатория в мире. Большой адронный коллайдер стоил в десять раз дешевле.

Идёт много разговоров, а нужна ли нам МКС…

– Вопрос не в том, нужна ли нам станция. Вопрос в том, кто отвечает за проведение экспериментов, насколько забюрократизировано их сопровождение и финансирование. У нас путь научных исследований от идеи до реализации слишком долог. Десятки проектов крупных научно-исследовательских институтов просто не дошли до МКС из-за бюрократии.

Один из таких проектов курировал я. Это эксперимент БЮОН по поиску подтверждений циклических флуктуаций в процессах альфа– и бета-распада радиоактивных элементов. Подписан он был решением КНТС, кажется, ещё в 2000 году, ТЗ на эксперимент – в 2003 году, финансирование началось в 2004-м, но полноценно оборудование создавалось и испытывалось только с 2006 по 2010 год. В итоге пришлось проводить эксперимент не на борту космической станции, а на Земле, в рамках сотрудничества с НИИ ядерной физики МГУ и Объединённым институтом ядерных исследований в Дубне.

Скорость у проекта была черепашья. Постоянно возникали задержки с финансированием, считалось нормой, если контракты исполнением на год приходили в институт в середине лета – при том, что в конце октября надо было представлять продукцию. Срок отправки на МКС отодвигали всё правее, правее и правее. В конце концов я покинул предыдущее место работы и оказался в "Сколково".

Перейдём и мы к космическому кластеру. Какие разработки ваших резидентов представляют наибольший интерес?

– Ближайший проект для представления грантовому комитету – система управления беспилотным летающим аппаратом. Компания довольно известная – ООО "Аэроб". У ребят уже создан беспилотник – на мой взгляд, один из лучших в России. Он нужен для дистанционного зондирования Земли – не из космоса, а с более низкой высоты, несколько километров. Преимуществ два: высокая детализация, до нескольких сантиметров, и очень быстрое обновление данных. По-моему, в наших условиях провести беспилотник на рынок гражданской авиации – огромное достижение.

Другой любопытный проект – создание мотоциклетного шлема со встроенной навигацией. Вы про Google-очки слышали? Думаю, будет нечто в этом роде, но всех тонкостей раскрыть пока не могу.

Холдинг EADS и его проектная компания EADS RTO ведут разработку камеры сгорания в плотном контакте с Институтом гидродинамики им. М.А. Лаврентьева РАН. Она позволяет экономить топливо, уменьшить массу и увеличить скорость летательного аппарата. Технологически необходимые параметры могут реализовать лишь 2–3 коллектива в мире. Возможно, производство таких камер будет организовано в России.

Ещё один проект – создание малогабаритных атомных часов для синхронизации спутников. Предполагается, что при точности 10-12 – 10-14 секунды часы по размерам будут не намного больше айфона. Многотонные сверхточные устройства, эдакие неподъёмные "гробы", на орбиту не запустишь. А нынешние спутниковые устройства требуют больших энергетических затрат и дают задержку по времени. Возможно и другое, некосмическое, приложение. Нынешний стандарт частоты, который используется во всех лэптопах и прочих малых девайсах, очень невысок. Внесение новых стандартов точности приведёт к выходу на новую производительность всей нынешней IT-индустрии.

Расскажите о грантовой политике кластера.

– На данный момент мы выдали пять больших грантов на сумму около 300 миллионов рублей, до конца года их объём возрастёт до полумиллиарда. Большой грант выделяет фонд "Сколково". Он всегда делит риски. От ¼ до ¾ денег вкладывают внешние соинвесторы. Проекты длятся от полутора до двух лет. Поэтому деньги выплачиваются не сразу, а поэтапно, примерно раз в девять месяцев, причём вначале переводятся внебюджетные деньги, а потом государственные. Реально в этом году мы выплатили чуть больше 60 миллионов.

Также мы выдали семь мини-грантов на сумму около 30 миллионов рублей. Объясню, в чём отличие. Мини-гранты выдают кластеры "Сколково". Допустим, мы понимаем, что проект очень хорош, у него есть явное будущее на рынке, но у создателей не проработан маркетинг, либо исследование пока не доведено до конца, и конкуренты из науки и бизнеса просто затравят ребят. А мы чувствуем в этом проекте будущее. Тогда можно оказать поддержку до 5 миллионов рублей.

Сколько сейчас резидентов у кластера?

– С августа прошлого года мы отобрали 59 компаний, к декабрю их будет, думаю, 65. В основном эти фирмы занимаются разработкой технологий в области навигации, обработки аэрокосмических данных, созданием устройств для совершенствования работы космических аппаратов и средств выведения, микроспутниками.

Надо понимать, что в IT, энергетике и биомеде есть открытый рынок для роста стартапов. Там резидентов примерно по 150. А в области космоса и ядерных технологий рынок либо сильно монополизированный, вертикальный, либо отсутствует вообще. Поэтому и резидентов у нас меньше.

Всего по космической тематике физические лица и компании подали не меньше тысячи заявок. Через "сито" прошла одна заявка из 20. Причём какую-то часть, особенно на первых порах, мы отсекали сразу как псевдонаучный хлам.

Как идёт отбор?

– Модель достаточно проста. Любой человек может зайти на сайт "Сколково", завести там аккаунт, заполнить заявку, прикрепить устав компании и ещё некоторые документы. Если заявка отвечает всем формальным требованиям, мы проверяем её на соответствие форсайту. Форсайт – это те научные направления, которые утверждает координационный научный совет фонда во главе с Алфёровым и Кронбергом. После одобрения кластера заявку должны проанализировать десять экспертов из нашего пула. В экспертной панели есть представители инженерно-научной мысли, промышленности и бизнеса, соотношение где-то 60% – 30% – 10%. Кто именно ведёт анализ в каждом конкретном случае – мы не знаем. "Судей" выбирают случайным образом, это "слепая" экспертиза. Если хотя бы пять из десяти человек говорят да, то компания получает статус резидента.

Какие блага он сулит?

– Подчеркну: мы не считаем, что главный стимул прихода в "Сколково" – грантовая поддержка, выделение "бесплатных денег". Стартапы получают налоговые и таможенные льготы, поддержку по PR и GR, то есть взаимодействию со СМИ и государственными органами власти.

Но самое важное – вовлечение в ту среду, которую мы образно называем "экосистемой". Это сообщество активных людей, где контактируют учёные, инженеры, менеджеры, венчурные инвесторы и даже крупные корпорации, которые знают, что им технологически нужно через 5–10 лет. Таков наш принцип: набрать критическую массу, чтобы она экономически "взорвалась", как Кремниевая долина в Соединённых Штатах спровоцировала IT-boom.

Наша цель – привлечь настоящий креативный класс. Я не про тех, кто выходит на площади кричать о своём недовольстве. Я про тех, кто генерирует продукт с максимальной прибавочной стоимостью. Этих людей, соль земли, мы собираем в "Сколково".

С кем из крупных компаний вы взаимодействуете?

– В России – с ОАО "Информационные спутниковые системы" имени академика М.Ф. Решетнёва" и РКК "Энергия". Есть у нас и зарубежный партнёр – EADS, Европейский аэрокосмический и оборонный концерн, второй в мире после Boeing.

Что ждёт резидента в случае провала?

– Если вы брали деньги у солнцевской преступной группировки и не вернули – ну, значит, беда вам. И беда нашей службе безопасности, которая это проглядела.

Если серьёзно, то в конце каждого этапа идёт скрупулёзная проверка. Сдаётся отчётность по научно-технической части, по бухгалтерии и прочее. Если видно, что люди не соблюдают правила, или, не дай бог, зафиксировано нецелевое использование средств, контракт разрывается – и деньги изымают обратно. Тут мы уступаем место верхнему уровню законодательно-правовой базы. Правда, в нашей практике таких случаев не было.

Что касается технологической неудачи, её возможность закладывается изначально. Тут "Сколково" берёт на себя полную ответственность за провал. Мы тем и отличаемся от других институтов развития, что не претендуем ни на интеллектуальную собственность, ни на долю в компании. Нет успеха – значит, просто не сможешь снова претендовать на грант.

Мы для того и сеем, чтобы максимум один из десяти проектов вырос и стал в итоге по-настоящему крупной компанией. Это нормальная история выживания! Такой расклад во всех сферах, кроме IT. Там отсев ещё больший.

Как вы видите перспективы коммерческого космоса в России?

– В Америке он уже встал на крыло. У нас рано говорить о чём-то, пока план развития отрасли не будет обозначен на высшем государственном уровне. Но что-то уже происходит. Например, запущен ряд бизнес-проектов по микроспутникам, аппаратам легче 100 килограммов. Думаю, будущее в решении ряда задач именно за аппаратами малой массы. Они стали возможны благодаря IT-революции. Мало кто понимает, что сейчас у любого сложного гаджета, Android или iPhone, вычислительные возможности в разы выше, чем на любом шаттле.

Кто развивает частные микроспутники в России?

– Скажем, компания "Даурия". Это группа известного предпринимателя Михаила Кокорича. Ритейлер, человек, изначально заточенный на получение "коротких", быстрых денег, вдруг повернул бизнес к освоению космоса, делу супердолгосрочному и чрезвычайно затратному. Есть и другие подобные примеры. Получается, все разговоры о модернизации шли не впустую. Они более чем жизнеутверждающе влияют на людей.

Огнёв Алексей

источник: STRF