Интернет-портал интеллектуальной молодёжи

http://ipim.ru/discussion/2113.html (версия для печати)

Дискуссии

Бизнес на госзакупках: научная доля

Фото с сайта www.funduki.ru Сегодня ученые, как и знаменитый герой советского мультфильма, не устают повторять, что счастье – это дело техники. При этом, в отличие от Печкина их новым велосипедом не удивишь, им нужно уникальное оборудование, с помощью которого можно сделать нечто такое, что всколыхнет весь научный мир. Есть, конечно, исключения – например, решивший одну из задач тысячелетия Гриша Перельман, но гении вообще редко живут в общепринятых рамках.

К тому же математикам и философам творить науку проще, чем физикам и биологам, там без новейших приборов успехов добиться практически невозможно. "Солидные западные журналы даже не принимают к публикации статьи, в которых описываются результаты, полученные на старом, заурядном оборудовании, – отмечает руководитель Сибирского отделения Российской академии наук академик Ренад Сагдеев. – Да и молодежь уезжает за границу, как показывают последние опросы, не столько из-за проблем с жильем и зарплатой, сколько из-за недостаточного приборного обеспечения науки. Кроме того, у коллективов, имеющих возможность работать на современном оборудовании, больше шансов выиграть хороший грант, так как в обосновании заявки всегда указывается имеющаяся материальная база".

В России после распада СССР обновлению приборной базы научных организаций почти не уделялось внимания, тогда было совершенно не до этого – само существование науки в стране висело на волоске. В последнюю пятилетку ситуация изменилась, в институты потекли бюджетные миллиарды, предназначенные для покупки дорогих импортных приборов, но тут же возникли и вопросы: по каким каналам эти деньги приходят в науку, кто и как их распределяет и насколько прозрачны схемы закупок научного оборудования? Один из вопросов, связанный как раз с возможной коррумпированностью закупок, поставил ещё в прошлом году ученый Института радиотехники и электроники им. В.А. Котельникова РАН Игорь Броневой в блоге президента РФ Дмитрия Медведева. Не будем в очередной раз пересказывать эту историю, уже широко освещавшуюся в прессе и спровоцировавшую очередную порцию критики в адрес Российской академии наук, а постараемся понять, по каким правилам выгоднее работать науке, дабы служение высоким идеалам познания истины соответствовало не менее высоким моральным и этическим принципам. И чтобы обеспечение науки было как минимум эффективным.

Законы и цены

Центральное место в системе закупок научного оборудования занимает 94-й федеральный закон, предписывающий приобретать любые приборы – от компьютерной мышки до электронного микроскопа – через публичные конкурсы, в которых побеждают те поставщики, кто удовлетворяет обозначенным в заказе требованиям и при этом готов продать товар по наименьшей цене (отчасти эта проблема решилась поправками в закон, внесенными этим летом в Госдуму – прим.ред.). В этих, казалось бы, справедливых правилах кроется ловушка для ученых, – при строгом следовании закону побеждать в торгах будут те, кто при прочих равных условиях предложит товар дешевле. Экономить бюджетные деньги, разумеется, необходимо, но в науке такая конкуренция смысла не имеет почти никакого. Во-первых, сложное оборудование (а его разработка и создание есть не что иное как та же наука) производит ограниченное количество фирм, которым совершенно нет необходимости своими же руками "ронять рынок", т.е. сколько-нибудь серьезно демпинговать. Во-вторых, определить, какое оборудование лучше подходит для решения конкретных задач, может только ученый, которому предстоит решать эти задачи, и только он может точно сформулировать все качества товара, срок его активной жизни и сервисную составляющую.

"Например, выбираем ростовые установки для молекулярно-лучевой эпитаксии или MOCVD зарубежного производства, которые стоят от полутора миллионов долларов и выше, – поясняет директор Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе РАН Андрей Забродский. – Я бы рад купить в два раза дешевле, но их производят всего две фирмы в мире, причем мы знаем, что одна лучше, а другая хуже, а разница по цене между их продукцией несерьезная. Сэкономить немного можно разве что на опциях, но без них сильно страдает качество работы".

Приобретать нужные приборы, не нарушая закона, многие ученые уже научились: они тщательно прорабатывают техническую сторону заявки, указывая в ней все, вплоть до мелочей, характерных для определенной продукции, иногда даже выпускаемой конкретной фирмой. Обычно при этом учитываются как параметры заказываемого прибора, так и удобство его сервисного обслуживания и просто репутация компании-производителя.

К примеру, как рассказал нам директор междисциплинарного ресурсного центра "Нанотехнологии" Санкт-Петербургского государственного университета Олег Вывенко, в его Центре первоначально обсуждаются все возможные предложения по приобретаемому оборудованию, после чего принимается решение по комплектации прибора и о фирме-изготовителе.

Часто представители крупных компаний-производителей приезжают к ученым и рассказывают о своей продукции. Потом объявляется конкурс, в процессе которого идет коммерческий торг. Разумеется, никто прямо не скажет, что победители в конкурсах на закупку оборудования могут быть известны заранее, но иной раз это подразумевается по умолчанию.

Итак, на первый взгляд, ничего особенно интригующего в том процессе, который называется закупкой научного оборудования, нет. Да, в случае с уникальными установками этот процесс достаточно сложен и в какой-то степени персонифицирован как со стороны производителя, так и со стороны потребителя. Но если речь идет о массовых товарных группах, то тут все просто: выбирай, плати и забирай.

Вопрос заключается лишь в том, что российская наука практически вся находится в государственной собственности, и тут, разумеется, начинаются противоречия между желанием ученых самим решать, как им покупать свои приборы и желанием государства делать это централизовано.

Справка STRF.ru:
Это приборы, это дорого!
Точно вычислить, сколько российская наука переплачивает за импортные приборы, довольно сложно: стоимость оборудования складывается не только из исходной цены производителя и накруток продавцов, но и находится в зависимости от таможенных сборов, куда входит и НДС, а также от текущего валютного курса рубля. Причем, в этом уравнении лишь НДС – постоянная величина – 18 процентов; все остальные тоже от чего-то зависят. Отпускная цена производителя – от комплектации прибора, которая в каждом заказе оригинальна; импортная пошлина – от тарифа, утвержденного для каждой товарной группы Минэкономразвития РФ, аппетиты поставщиков – от самих поставщиков, которые обычно накручивают не менее 10 процентов к каждому заказу. Наконец, оборудование нужно доставить в целости и сохранности в Россию, установить, наладить и обучить персонал. Это тоже может стоить довольно дорого

Централизация

Самые горячие споры идут о системе закупок, сложившейся в Российской академии наук, где, в отличие от системы высших учебных заведений и научных организаций, подведомственных министерствам и федеральным агентствам, закупки ведутся централизовано: в каждом региональном отделении собираются заявки от институтов, на основании которых формируются большие лоты с многими сотнями позиций. В таких условиях и без того условная конкуренция становится совсем уж призрачной. "Вписаться в систему заказов РАН не представляется возможным, – комментирует директор торгового дома "Научное оборудование" Сергей Петров. – Не знаю, много ли найдется компаний, способных удовлетворить такие огромные заказы".

Зачем же РАН создала централизованную схему, почему бы ей не передать полномочия по закупкам приборов непосредственно институтам?

Руководители Академии считают, что тут и обсуждать нечего. Во-первых, по мнению вице-президента РАН академика Александра Некипелова, импорт научного оборудования требует наличия специальных компетенций, начиная от устойчивых связей с производителями, и заканчивая всяческими специфичными внешнеэкономическими и бухгалтерскими вопросами. Во-вторых, централизованный характер прихода финансов в систему РАН требует аналогичной системы их последующего распределения, тем более что денег на все и на всех не хватает.

"Если имеющиеся деньги поровну поделить на все институты, то никто из них не сможет купить ничего серьезного, – поясняет Ренад Сагдеев. – На приобретение оборудования для всего нашего Сибирского отделения выделено два миллиарда рублей на год, а у нас целых 80 институтов. Поэтому решили работать таким образом: создать единую на все отделение приборную комиссию, которая рассматривает заявки от институтов и тайным голосованием определяет первоочередных получателей приборов. Потом еще объединенные советы по разным наукам могут подкоррективровать итоги голосования, после чего результаты утверждаются на совете Президиума. Получается, что таким образом мы более оптимально распределяем средства. Другое преимущество централизованных закупок заключается в том, что дешевле собрать в одном отделе специалистов по праву, таможне, внешней торговле, чем создавать их в каждом институте".

К тому же наверняка передача полномочий по проведению торгов из отделений Академии в институты вряд ли сделает саму схему закупок научного оборудования более прозрачной. В крупных научных организациях тоже можно формировать большие лоты и составлять техзадание таким образом, чтобы исключить недобросовестную конкуренцию.

Бизнес в Академии

Однако вместе с централизацией появляется проблема, которую академическое начальство комментирует не столь уверенно. Она касается созданного при Центральном отделении РАН ФГУП "Академинторг" – того самого редкого предприятия, которое способно выиграть львиную долю торгов в большой академии. По словам академика Некипелова, "Академинторг" создан как торговый посредник в соответствии с принятыми в мировой экономике правилами, по которым фирмы-производители редко работают с непосредственными заказчиками, и берет всего два процента комиссионных со сделок. Однако работает ли этот поставщик напрямую с производителями оборудования или покупает приборы через дополнительных посредников, тем самым увеличивая конечную цену товара, держится в секрете. "РАН заключает с победителем конкурса или аукциона государственный контракт, и уже не задача РАН узнавать, с кем и какой контракт заключил контрактодержатель. Его задача поставить то, что было в технических условиях тендера, то есть в спецификации на тот или иной вид оборудования, нужного тому или иному ученому, должного качества и уложиться в общую сумму госконтракта и в его сроки", – сказал Некипелов. То есть теоретически "Академинторг", который нередко выступает в роли единственного участника торгов, может предложить оборудование по какой угодно цене, хоть в десять раз отличающейся от среднерыночной. Фактически, конечно, этого не происходит, но все равно наличие некоего по сути, коммерческого предприятия в исключительно государственной академической системе вызывает вопросы. Особо горячие противники "Академинторга" считают эту организацию просто-напросто паразитирующей на государственной науке и чуть ли не "кормушкой" академического начальства. Так ли это на самом деле, со стороны узнать вряд ли возможно. Сами представители главного академического поставщика приборов категорически отказываются комментировать любые предположения относительно своей деятельности, предпочитая общаться с журналистами на другие темы, например рассказывать им о том, как должны честные СМИ освещать проблемы большой Академии (проверено на собственном опыте).

Есть еще один вопрос, вытекающий из высказанных выше подозрений, в какой степени страдают академические институты, от того, что работают через "Академинторг"? Теоретически, если приборы им действительно достаются дороже, они покупают меньше, чем могли бы купить за ту же цену без дополнительного посредника. Практически официальной жертвой признал себя пока лишь один ученый – уже упоминавшийся в этой статье Игорь Броневой, получивший, по его словам, через "Академинторг" бракованное и чрезмерно дорогое оборудование. РАН этот инцидент благополучно загладила, выставив в неприглядном свете его инициатора, но, как говорится, осадок недоверия остался. Хотя и здесь справедливости ради заметим, что в условиях текущей валютной политики Банка России, при фактически фиксированном курсе рубля, стоимость импорта при прочих равных, как минимум, не возрастает, а в ряде случаев и снижается.

В любом случае, создав четкую схему централизованных закупок, большая Академия доказала, что у нее, известного хранителя традиционного уклада науки и ярого противника вестернизации, все же есть коммерческая жилка. По крайней мере, в деле госзакупок она действует в чисто британском стиле, который метко определяет слоган западных коммерсантов, ставший крылатым выражением благодаря Уинстону Черчиллю: "business carried on as usual". То есть: "бизнес несмотря ни на что". По данным базы СПАРК, только в 2009 году чистая прибыль ФГУП "Академинторг" составила 32 миллиона рублей (более миллиона долларов). Не бог весть, но могут, когда захотят...

По похожей схеме, кстати, закупают дорогие, от 250 000 долларов, приборы американские вузы: они заключают договоры со специально выбранной компанией, в качестве которой может выступать как производитель уровня Dell, так и посредник. Правда, американским вузам, в отличие от РАН, оправдываться за собственную схему закупок не приходится.

Экспертиза как выход

Почему российская наука не может работать так же свободно, как и западная, и при этом не навлекать на себя подозрений в злоупотреблениях при закупке, к примеру, каких-то пробирок? Ведь и там фундаментальную науку финансирует преимущественно государство. Потому что сила общественного контроля в России не столь велика, как в Америке и Европе, потому что при любых конфликтах научная, равно как и любая другая администрация будет "сохранять лицо", а не исправлять собственные просчеты и уж тем более бороться с пороками. Общественный контроль – это ни что иное, как экспертиза, и чем она авторитетней, тем меньше нужда во всякого рода заборах типа 94-го закона, всяческих справках и других бессмысленных бумажках.

Если экспертиза отсутствует или превращается в кулуарную возню, то все существующие ограничения, которые ставит государство на пути ученых к своему кошельку-бюджету, сколько бы их не было и как бы их не ужесточали чиновники, будут работать ровно наоборот задуманному. Иными словами, они блокируют работу настоящих ученых и научных групп, способных дать результат мирового уровня, и помогают прятать концы в воду "ученым", производящим тонны макулатуры. Просто потому, что в этих условиях большинству людей логичней делать все по предложенным правилам – организовывать идеальные торги и писать безупречные отчеты. И в этом смысле нельзя не согласиться с тем, что для научной деятельности закон, определяющий покупку мерседесов или скрепок для чиновников, не годится. Но ведь иной микроскоп стоит 10 мерседесов, как быть в этом случае?

Можно предположить, что та комиссия в Академии наук, которая централизует заявки от институтов и формирует заказ на закупку научного оборудования, и есть тот экспертный орган, мнение которого (сопоставленное с финансовыми возможностями) является ключевым при определении того, когда, кому и что купить. Купить не ради факта наличия уникального прибора или установки в институте (лаборатории), а ради статей или патентов. Тогда надо оставить в покое пресловутый "Академинторг" и спрашивать у РАН, равно как и других финансирующих закупки научного оборудования организаций, какие выгоды (читай – результаты) получила российская наука от того, что за последние 5 лет ее приборная база была существенно обновлена. Подсчитать это совсем не трудно.

Статья опубликована в журнале NewScientist № 3, 2011 год.

Быкова Наталья

источник: STRF