Интернет-портал интеллектуальной молодёжи

http://ipim.ru/discussion/2099.html (версия для печати)

Дискуссии

Учёные против администраторов науки

Иллюстрация с сайта www.strf.ru В Институте общей генетики (ИОГЕН) РАН – конфликт между сотрудниками и директором. Две третьих коллектива выступили против действующего руководителя Николая Янковского, за которого дружно голосовали пять лет назад. За это время в ИОГЕНе появились несколько новых лабораторий, возглавляемых известными учёными, и кардинально изменилась финансовая политика, которую как раз и не смогли принять многие сотрудники института. Несмотря на их протест, президиум РАН утвердил Янковского на новый срок. Учёные ИОГЕНа обратились в редакцию STRF.ru с просьбой разобраться в ситуации и активизировать дискуссию о проблемах управления в академических структурах. Должны ли лаборатории зарабатывать деньги на текущие расходы института? Есть ли прямая взаимосвязь между суммой грантов и научными результатами? Стоит ли сотрудникам вникать в управленческую политику и контролировать директора? На эти вопросы мы попытались найти ответы.

Вообще, случай этот нетривиальный. Российская академия наук – это такая тихая заводь, в которой о проблемах управления если и говорят, то вполголоса и за плотно закрытой дверью, а публично осмеливаются выступать лишь те, кто имеет устойчивые позиции в зарубежных вузах и хорошие иностранные гранты и, соответственно, не зависит напрямую от академических начальников. Случаи, когда учёные института РАН выступили бы в прессе консолидированно против своего руководства, не то чтобы редки – они невероятны. Всевозможные недопонимания, конечно, имеют место во многих организациях, но одно дело, когда начальство обсуждают в лабораториях, и совсем другое, когда строчат на него жалобы во все структуры, в том числе в средства массовой информации.

Заметим, что ещё несколько лет назад практика оценивания лабораторий была не очень распространённой – тогда в НИИ активно спорили о введении показателей результативности научной деятельности (ПРНД), которые в качестве эксперимента с 2006 года стали применяться в академических структурах. Однако то был всего лишь пилотный проект, по результатам которого многие убедились: создать универсальные критерии оценки эффективности учёных фактически невозможно. При этом нельзя сказать, что затея с ПРНД провалилась. Ровно наоборот, многие начали поддерживать идею соперничества в науке, только не на уровне отдельных учёных, а на уровне подразделений и институтов. Некие шаблоны оценок НИИ разработаны, и с этого года уже должны применяться, а стандарты лабораториям и группам стали задавать руководители институтов, разрабатывая собственные критерии оценок. В отдельных НИИ уже созданы системы измерения эффективности подразделений, с помощью которых "перетасовываются" темы и команды учёных. Хорошо известный пример – Институт биологии гена РАН, где лаборатории оцениваются по комплексному критерию, в основе которого – общий импакт-фактор (ИФ) (публикации сотрудников в журналах с ИФ не менее 1,0 за 5 лет с поправкой на вклад коллектива в каждую работу), индекс цитирования, число приведённых работ и прочее.

В Институте общей генетики РАН тоже проводится ранжирование подразделений, которое, собственно, и стало одной из главных причин непонимания между коллективом и директором. Группы и лаборатории в ИОГЕНе оцениваются по комплексному критерию, важной составляющей которого считается сумма грантов и приход от неё институту в расчёте на одну штатную единицу подразделения.

"У нас два основных критерия: количество научных статей во взаимосвязи с качеством журналов, в которых они опубликованы, и финансовая обеспеченность лабораторий, – пояснил заместитель директора ИОГЕНа Александр Кудрявцев. – Необходимость ориентироваться в том числе на финансовый успех продиктована временем: как у нас, так и за рубежом, руководитель научного коллектива в первую очередь сейчас занят поиском финансовой поддержки своих исследований, то есть поиском грантов. А их можно получить только при высокой научной продуктивности. Это два абсолютно взаимосвязанных момента. Есть финансирование – есть возможность делать неплохую науку, а делая неплохую науку, находишь финансирование".

Кроме того, как удалось выяснить, в ИОГЕНе принято считать, что каждый сотрудник должен быть ответственен за финансовое состояние института, и каждый получает по электронной почте сообщение от директора, в котором расписаны доходы и расходы организации. Всего в институте три источника финансирования: бюджетный (то есть средства, которые направляются на жизнедеятельность института по линии Российской академии наук), поступления от аренды помещений и накладные, отчисляемые из грантов на нужды института (до 2011 года эти отчисления составляли 15 процентов, с 2011-го были повышены до 20 процентов). Чтобы ИОГЕН успешно жил и развивался, подсчитано: каждый сотрудник должен зарабатывать по 265 тысяч рублей в год грантовых денег, если имеются поступления от аренды; и по 400 тысяч рублей, если аренды нет. Подразделения, не дотягивающие до заданных стандартов, могут быть признаны неэффективными, в этом случае их темы не поддерживаются институтом и, соответственно, сотрудники и площади отдаются другим лабораториям. В 2010 году поступления от грантов в ИОГЕНе составили 540 тысяч рублей на каждого сотрудника, то есть поработали с прибылью, но вклад лабораторий в общий кошелёк оказался неравномерным.

Так, директор не подписал бюджетную тему "Картирование генов комплексных фенотипов в генетических изолятах" руководителя группы генетической адаптации человека Казимы Булаевой, лаборатория которой в табличке финансовой эффективности стоит на последнем месте, а по научной… К сожалению, существует ли официальный рейтинг научных результатов лабораторий и как он соотносится с финансовыми показателями, выяснить так и не удалось. Замдиректора ИОГЕНа Александр Кудрявцев как-то неуверенно прокомментировал этот вопрос, сказав, что для "отчёта перед Академией наук, безусловно, что-то ведётся". Неофициальные подсчёты сотрудников, полностью опровергающие финансовую таблицу, я приводить не буду (в институте циркулируют несколько таблиц, составленных по разным методикам), дам только ссылки на недавние публикации Булаевой по результатам оригинальных генетических исследований в изолятах народов Дагестана в наиболее престижных журналах: Chad D Huff at all. “Crohn's disease and genetic hitchhiking at IBD5”. J. Mol. Biology & Evolution (US) (в печати), Genome Research, Human Genetics, Eur. J. Human Genetics, BMC Genetics, Am. J. Human Genetics, Human Biology, Medical Genetics: Neuropsychiatric Genetics.

Также, по словам Казимы, у неё есть грант Национального научного фонда США (NSF), позволяющий вести в том числе экспедиционные исследования на Кавказе. Но поскольку с этого гранта нельзя отчислить накладные институту – всё, до цента, идёт на работу в экспедициях, он ничего не даёт в общую копилку и, таким образом, не влияет на финансовые показатели группы. Ещё группа выиграла конкурс программ фундаментальных исследований президиума РАН "Генофонды и генетическое разнообразие" и "Фундаментальные науки – медицине" (2009–2011 гг.), но суммы на выполнение проектов по академическим программам весьма скромные – всего 200–250 тысяч рублей в год.

Казима Булаева уверяет: закрывать её исследование о генетических изолятах Дагестана, способное пролить свет на многие актуальные этнополитические вопросы, особенно сейчас, когда уже полпути пройдено и получены серьёзные результаты, нерационально.

"Я вела тему десять лет в сотрудничестве с самыми мощными в этой области лабораториями США, – поясняет она. – За эти годы мы вышли на такой уровень, что внутри гена нашли мутации, которые очень важны в патогенезе. Но директор через заместителя мне передал, чтобы я присоединилась к другой лаборатории, которая не имеет никакого отношения к популяции человека, а занимается генетикой рыб и сосен. Иначе, мне грозили, я не буду в госбюджетной тематике, то есть не будет зарплаты всем сотрудникам группы, и говорили о соответствующих других последствиях (сокращение группы вообще). Будет очень странно, если в предстоящий мой визит в Германию с приглашённым докладом я буду рассказывать немецким коллегам, что моя группа с этого года нелегально-подпольно исследует генетику кавказских народов..., а официально изучает генетическую изменчивость сосен и рыб".

Цена престижа

Есть и другие спорные моменты, из-за которых учёные не поддержали своего директора. В конце 2010-го – начале 2011 года, как раз незадолго до выборов директора, в ИОГЕНе возник ряд финансовых недоразумений, не прояснившихся по сей день. Основное из них – задержка с выплатами средств по грантам. "Когда мы в конце года пришли в бухгалтерию с подписанными счетами, нам сказали, что в институте дефолт и наших грантовых денег нет, – рассказывает научный сотрудник Ирина Морозова. – Мы требовали отчёта от дирекции, куда же пошли эти деньги, с декабря по апрель, но исчерпывающего объяснения так и не получили. То нам говорили, что деньги списало со счёта Мосэнерго за долги, то, что они были потрачены на какие-то другие неотложные нужды, хотя без согласия грантодержателя расходовать эти деньги, по-моему, никто не имеет права. В мае часть предыдущих счетов оплатили, но не полностью… Что будет в конце года – сказать трудно. Самое обидное, что, когда нам не оплатили гранты, никто не стал жаловаться. Мы всё равно продолжали работать, писать научные отчёты. Потому что это престиж института, престиж Академии наук! Начальство этим и прикрывается". Сотрудникам удалось достать копию документа, свидетельствующего о том, что частично на деньги по госконтрактам ремонтировалась одна из лабораторий.

И одно подозрение, как известно, рождает другое. Если нет чёткого понимания происходящего, то возникают разные домыслы, которые, впрочем, могут оказаться справедливыми замечаниями. Например, некоторые сотрудники считают, что в институте необоснованно затянулись ремонтные работы, вынуждающие лаборатории переезжать с места на место, и что в этом "великом переселении" учитываются больше интересы администрации, юристов и экономистов, нежели учёных. Также распространены мнения, что ИОГЕН мог бы лучше стимулировать научных сотрудников финансово. "В 2008–2009 годах выплачивали стимулирующие рейтинговые надбавки за эффективность научной работы, которая рассчитывалась на основании количества и качества публикаций, зарегистрированных патентов и некоторых других критериев (ПРНД. – STRF.ru), – говорит руководитель группы геномики растений Ирина Голденкова, у которой, к слову, нет проблем с грантовыми показателями. – Но с 2010 года официально эксперимент с ПРНД завершился, институты получили большую свободу в распределении фонда стимулирующих надбавок, и в ИОГЕНе эти надбавки за индивидуальные рейтинги просто перестали выплачиваться, хотя в других, причём в большинстве академических институтов, продолжают использовать эту систему поощрений за лучшие научные результаты".

Демократия и бюрократия

Словом, перед очередными выборами директора института большая часть коллектива твёрдо решила: у ИОГЕНа должен быть новый руководитель и что на выборах учёные должны занять самую активную позицию. Накануне они написали обращение президенту РАН Юрию Осипову с просьбой провести в институте независимую финансовую экспертизу, правда, этот их демократический порыв ничего хорошего не принёс. Петиция вместе со списком подписавшихся под ней 57-ю учёных была спущена сначала председателю Отделения биологических наук Алексею Розанову, а затем самому Николаю Янковскому…

Официального ответа на своё обращение учёные не получили. Мои попытки прояснить ситуацию во многочисленных подразделениях РАН, в обязанности которых входит регулирование финансовых и организационных вопросов, также закончились неудачей. Была экспертиза или нет, и если была, то чем закончилась, точно не смогли сказать ни в управлении внутреннего финансового контроля, ни в научно-организационном управлении. Общее резюме из всех бесед с начальниками: в Академии наук существует ещё с десяток управлений и отделов, которые, возможно, разбирали конфликт ИОГЕНа, и недовольным учёным надо не письма писать, а каким-то непостижимым образом вычислить эти структурные единицы РАН, прийти туда и спокойно поговорить с ответственными лицами. Бюрократия, одним словом.

Работа над ошибками

Но вернёмся к выборам. После объявления конкурса на должность директора Института общей генетики РАН наряду с действующим руководителем кандидатуру выдвинул заведующий лабораторией генетических проблем идентификации этого же института, профессор Лев Животовский – генетик с самым высоким в институте индексом цитирования (h-index – 31). Выборам предшествовал учёный совет, на котором 14 из 29 членов проголосовали против действующего руководителя при одном испорченном бюллетене. А 10 мая 2011 года уже коллектив делал свой выбор: за Янковского проголосовал 51 человек, за Животовского – 100 человек. Через неделю в Отделении биологических наук РАН, как и полагается по Уставу Академии наук, состоялся очередной этап выборов директора института, результаты которого оказались диаметрально противоположными: 78 человек поддержали Янковского, 39 – Животовского. Несмотря на это, у учёных оставалась надежда, что президиум РАН хотя бы отложит процедуру утверждения директора до урегулирования конфликта с коллективом института, однако на одном из заседаний академики без лишних проволочек решили вопрос в пользу Николая Янковского.

Вновь избранный директор ИОГЕНа высказал своё мнение по поводу конфликта с коллективом в интервью порталу Infox.ru. Там он рассказал о "непростой модернизации института" и назвал причину недоверия коллектива: "Теперь, по прошествии пяти лет, я понимаю, что то, что для меня очевидно, я должен был многократно и терпеливо разъяснять коллегам. А на это, к сожалению, у меня не всегда хватало времени. Я был обязан почувствовать и отреагировать на возникающее непонимание и растущее напряжение. Нужно было услышать от каждого сотрудника института, что он считает важным и почему, постараться понять и объяснить, что возможно достичь в нынешних условиях, а что – нет". На вопросы STRF.ru Николай Янковский отвечать отказался, передав через секретаря, что очень занят, зато согласились его сотрудники и коллеги. Предоставляем им слово.

"Коллектив ввели в заблуждение"

Почему треть коллектива поддержала Николая Янковского, нам рассказала ведущий научный сотрудник лаборатории анализа генома Светлана Боринская.

Светлана Александровна, на Ваш взгляд, почему сложилась такая ситуация в институте, когда две третьих коллектива голосуют против директора?

– С моей точки зрения, институт директора поддерживает в основных решениях. Насколько мне известно, за пять лет директорства учёный совет лишь трижды не согласился с его предложениями. Третий раз пришёлся именно на перевыборы. Момент голосования совпал с тем, что сотрудники института были введены в заблуждение утверждениями о том, что им в 2010 году должны были выплатить 60-процентные надбавки, но не выплатили. Похоже, кто-то специально распространял такие слухи и подогревал эмоции, хотя не могу поручиться, – может, и не так. Но сейчас обстановка в институте нормализуется. Несколько человек из тех, кто выступал в "оппозиции", поздравили директора с днём рождения, а кто-то из них говорил, что считает правильной проводимую политику в институте.

Поддерживать Николая Янковского есть за что. К примеру, в его докладе, прозвучавшем на общем собрании института, я услышала такие цифры: с 2002-го по 2005 год сотрудники института опубликовали всего 30 статей в международных журналах (за четыре года, но численность института была на 20 процентов больше), с 2006-го по 2010-й – 175 статей (пять лет). Также было ясно сказано, что критерием сохранения численности лабораторий и групп служит в первую очередь научная продуктивность – публикации в международных журналах и лишь во вторую – финансовая самодостаточность подразделений (то есть приход денег по грантам, которые способны обеспечить существование лаборатории, чтобы она жила за свой счёт, а не за счёт других). За прошедшие пять лет исчезли только три или четыре лаборатории и группы, не имевшие публикаций в международных журналах и имевшие меньше всех публикаций в отечественных изданиях. Появились новые лаборатории, сотрудники которых публикуются в высокорейтинговых изданиях, выигрывают крупные гранты. Выросли накладные по внебюджетному финансированию (то есть то, что обеспечивает оплату расходов по поддержанию института) с 10 до 44 процентов. Аренда, соответственно, сократилась, то есть институт способен сам себя обеспечить в значительной мере, занимаясь наукой, а не за счёт аренды. Очень важно, что внебюджетные поступления увеличились за пять лет почти в десять раз. Это произошло за счёт того, что институт стал выигрывать хорошие гранты, тогда как раньше это были единичные случаи, потому что люди не имели опыта написания заявок. Сейчас такой опыт накоплен, и директор проводил специальную работу для этого. Назначены ответственные сотрудники, которые следят за правильным оформлением заявок.

В институте действует такое правило: лаборатория должна приносить в бюджет организации в год 400 тысяч рублей в расчёте на каждого сотрудника. Как можно обосновать его?

– Это деньги, которые институт расходует на содержание одного научного сотрудника. Сюда входит оплата труда дворников, вывоза мусора, отопления института, водоснабжения, работы бухгалтерии и так далее. Какая-то часть этих расходов покрывается из бюджета, но не полностью.

Есть ли чёткие требования по публикациям: сколько, в удельном выражении на сотрудника, должна лаборатория опубликовать статей в международных журналах?

– Определённые требования есть в Академии наук: научный сотрудник должен публиковать какое-то количество статей в год. Специальных требований по количеству статей в институте нет… Но известно, что, благодаря проведённым изменениям в институте, за пять лет количество статей в зарубежных журналах выросло в два раза.

"Требовать деньги от лабораторий – рискованная политика"

Ситуацию в ИОГЕНе комментирует заместитель академика-секретаря Отделения биологических наук РАН, директор Института биоорганической химии РАН Вадим Иванов.

Вадим Тихонович, я пытаюсь разобраться в ситуации, которая сложилась в Институте общей генетики РАН, когда сотрудники коллективно выступили против своего директора. Вам вообще известно об этом?

– Я знаю, что состоялись выборы директора на общем собрании. Были выступающие – как критически настроенные, так и, наоборот, говорящие о том, что надо выбрать старого директора. Янковского отругали за некоторые вещи, в основном за то, что плохо общался с лабораториями, сделали кучу наказов, но, тем не менее, выбрали снова.

Учёные в основном недовольны тем, что, как они утверждают, одним из главных критериев оценки эффективности лабораторий и групп директор назвал количество грантовых денег, которое подразделения приносят институту…

– Это очень рискованная политика – всё ставить в зависимость от рубля, я бы такую точно не поддержал. Критерием эффективности должна быть научная продукция: какие публикации выходят, какие доклады читаются, какие книги пишутся и так далее. Иногда это коррелирует с тем, как лаборатория зарабатывает: чем больше продуктивность – тем больше грантов. Но так получается далеко не всегда. Бывает, люди, которые занимаются хорошей работой, не могут добыть себе большие гранты, поэтому в копилку института "не докладывают". Либо, наоборот, начинают брать мелкие прикладные заказы на стороне, что плохо, потому что при этом будут меньше времени уделять науке.

Можно, конечно, спорить на эту тему, но в нашем институте вообще не устраивается соревнование в стиле "этот хороший, а тот плохой". Частично надбавки к окладу делаются на основе так называемых ПРНС (бывший ПРНД). По сути, это спущено из Минобрнауки России, а потом с некоторыми коррекциями стало мерой местного уровня. Там основой служит научная продуктивность, а не количество денег, которое приносится в институт. Задача института – не зарабатывать деньги, а создавать научную продукцию.

"Научный институт – это большая семья"

О том, как избегать конфликтов в академическом институте, – в комментарии заместителя руководителя Сибирского отделения РАН, директора Института "Международный томографический центр" Ренада Сагдеева.

Ренад Зиннурович, оценивается ли в вашем институте эффективность работы научных подразделений и если да, то на основании каких критериев?

– В Институте "Международный томографический центр", который я возглавляю, эффективность лабораторий и групп оценивается высшим коллегиальным органом – учёным советом, куда все подразделения предоставляют отчёты. В этих отчётах обозначаются планы и перспективы развития; также учитываются коммулятивные рейтинги сотрудников, сравнивается импакт-фактор публикаций, принимается во внимание индекс Хирша. Жёсткого формального критерия нет, окончательное решение принимается на учёном совете. Если лаборатория стоит на месте, отчёты каждого года очень напоминают предыдущие с небольшими поправками, то, конечно, она расформировывается.

Играет ли какую-то роль в этих оценках финансовый фактор – количество грантовых денег, которые лаборатория или группа приносит в институт?

– Да, мы смотрим в том числе и на гранты, но финансовых ориентиров как таковых перед лабораториями не ставим. Если будем оценивать всё в деньгах, то никакие новые разработки не получат развития. Так тоже нельзя. Мы стараемся с пониманием подходить к этим вопросам.

Как обычно реагируют сотрудники, если закрывают их тему или лабораторию?

– Конечно, в нашем институте не раз закрывались бюджетные темы и, наоборот, создавались новые. Бывало, на 180 градусов люди разворачивались, брали совершенно другие тематики. Но это не становилось для них неожиданностью. Мы постоянно находимся в контакте и взаимодействии, людям стараемся заранее объяснить, что стоит заняться чем-то новым. Поэтому никаких конфликтов не происходит, наш институт как большая семья.

Быкова Наталья

источник: STRF